Роберт Фалкон Скотт - Дневники полярного капитана

К тому времени как все припасы были спущены на лед, среди крутившегося кругом нас снега, мы все успели прозябнуть до костей; это была одна из тех минут, когда надо действовать быстро. Мы запряглись в сани и бросились бегом в укрытие под скалами. Тут мы мигом поставили палатки, как можно скорее напились горячего чаю и, после того как переменили обувь, почувствовали себя намного лучше.

Пошли опять в 4 часа 30 минут. На леднике освещение было очень скверным. Мы, по обыкновению, заблудились, то и дело попадая в трещины, но, наконец, нашли старое место и по нему спустились, вновь сильно потея. Вдруг Крин заявил, что наши сани тащить гораздо тяжелее вторых, хотя тяжесть на обоих одинаковая. Когда я сообщил об этом Боуэрсу, он вежливо согласился со мной, но я был уверен, что он и его товарищи не совсем этому верят – думают, что нам от усталости так кажется; однако он охотно согласился поменяться санями. Разница оказалась, действительно, поразительная; новые сани показались нам перышком в сравнении с прежними, и мы ускорили шаг, чтобы скорее добраться домой, невзирая на пот. Мы дошли на десять минут раньше других, успевших за это время убедиться в разнице.

Эта разница замечалась только на покрытом солью морском льду; на снегу она почти нисколько не ощущалась. Это зависит, должно быть, от волокна дерева, из которого сделаны полозья, и стоит того, чтобы разобраться с этим повнимательнее.

Мы все пришли залитые потом: одежда на нас промокла, и когда мы сняли с себя нижнее белье, с нас посыпались на пол льдинки. Накопилось их невероятное количество, что показывает, как тяжело возить сани в мороз. При таких условиях было бы крайне неприятно жить на открытом воздухе и во время зимней или весенней экспедиции невозможно сохранить хотя бы подобие приятного самочувствия, если так разгорячаться.

Наш удивительный повар приготовил для нас именно то кушанье, которое в нашем состоянии было для нас самым подходящим: огромную миску риса, свареного с винными ягодами, и чуть не ведро какао. Все домашние были нам душевно рады, а удобства нашего дома всегда приводят новоприбывших в восторг.

Суббота, 22 апреля. На мысе Эванс. Зимовка.

Время для санных экспедиций прошло. Несмотря на все понесенные утраты, хорошо водвориться у себя дома.

Сегодня мы наслаждаемся весьма непривычной тишиной. Море наконец замерзает; но вид с нашего Наблюдательного холма, к сожалению, очень ограничен. Оутс и остальные проезжают лошадей. Я привожу в порядок свои бумаги и готовлюсь к зимней работе.

Глава IX. Работа и работники

Воздушные шары. – Обилие талантов. – Футбол. – Ненормальная температура. – Новый лед. – Научные работы членов экспедиции. – Каждый за работой. – Термометры на льду. – Температура льдов. – Найденная в снегу бактерия. – Возвращение оставшихся с мыса Хижины. – Мир и согласие.

Воскресенье, 23 апреля.

Сегодня в последний раз видели солнце; дивно красив был залитый его золотыми лучами ледник Барни. Самого солнца нам не было видно из-за ледника, красивые ледяные утесы которого бросали глубокие тени под розовыми лучами.

Впечатления.

Долгие, мягкие сумерки серебряным звеном соединяют сегодняшний день со вчерашним; утро и вечер как бы сидят рука об руку под полуночным, беззвездным небом. Всю ночь дул сильный ветер, и молодой лед почти весь исчез, как мы и ожидали. Окончательное замерзание, как видно, достигается постепенными прибавлениями к береговому припаю.

Читал молитвы. У нас только семь молитвенников. А те, которые свезли на берег для нашего первого богослужения, почему-то (как глупо!) отвезли обратно на корабль.

Мне сдается, что нам слишком хорошо в нашем доме; боюсь, как бы нам не изнежиться. А все же приятно видеть общее хорошее настроение: до сих пор ни одной фальшивой нотки во взаимных отношениях.

Понедельник, 24 апреля.

Учреждена должность ночного дежурного, главным образом с целью наблюдать за полярным сиянием, проявления которого пока очень слабы. Наблюдатель должен осматривать небо каждый час или еще чаще, если что-нибудь на нем покажется. Сторожу даются хлеб с маслом и сардинками и какао, которое можно варить на имеющейся у Симпсона бунзеновской ацетиленовой горелке. Я взялся в первую очередь; другие следуют за мной. Долгие ночные часы дают возможность исправить множество мелких неоконченных работ. В доме тепло, хотя огни потушены.

Симпсон в наше отсутствие делал опыты с воздушными шарами. Сегодня утром он на пробу выпустил один. Шар шелковый; его вместимость – один кубический метр. Он наполнен водородом, который изготовляется в особом генераторе. Процесс простой. В наполненном водой сосуде ставится вверх дном другой сосуд; из последнего к шару проводится трубка и прикрепляется каучуковый рукав, содержащий гидрат кальция. Простым наклонением рукава можно в генератор влить требующееся количество кальциевого гидрата. По мере того как вырабатывается газ, он переходит в шар или собирается во внутреннем сосуде, который действует как магазин, если закрыт кран шара.

Приспособления для использования шара очень остроумны. Под маленьким флагом прикрепляется весящий всего 2 1/4 унции инструмент, отмечающий температуру и степень давления воздуха, и привешивается на 10–15 футов под шаром на шелковой нити, такой тонкой, что 5 миль ее весят всего 4 унции; для того же, чтобы порвать ее, нужно напряжение в 1 1/4 фунта. Нижняя часть инструмента прикреплена к такой же шелковой нити, аккуратно намотанной на конусообразные катушки, с которых шар, поднимаясь, отматывает ее без задержки или трения.

Чтобы предохранить нить от разрыва вследствие дергания при освобождении шара, два куска шнурка, соединенные с медленно сгорающим фитилем, выдерживают напряжение между инструментом и шаром, пока фитиль не сгорит.

Надувается шар приблизительно в четверть часа; тогда зажигается фитиль, и шар освобождается; с весом в 8 унций и обладая подъемной силой в 2 1/2 фунта, он быстро поднимается. После того как он исчезает для невооруженного глаза, можно следить за ним в подзорную трубу по мере того, как уходит за ними шелковая нить длиной в пять миль.

Сегодня был сделан опыт с пробным инструментом, но нить оборвалась у катушек. После обеда сделали новый опыт с двойной нитью, вполне удачный.

Я распределил лошадей, чтобы тренировать их. Кроме Антона и Оутса, лошадей получат Боуэрс, Черри-Гаррард, Хупер, Клиссольд, квартирмейстер Эванс и Крин. Мне пришлось предупредить, что поведут они, возможно, не тех лошадей, которых получили сейчас.

Уилсон усердно рисует.