Заходер и все-все-все… - Заходер Галина Сергеевна

Его очевидная одаренность проявилась рано. В детстве освоил немецкий язык, познакомился в подлиннике с поэзией Гете. Почти не занимаясь, шутя, выучился играть на фортепиано. Запоминал и цитировал наизусть целые страницы любого текста, чем поражал своих сверстников. Изучал философию. Труды Брема, Фабра были его настольными книгами чуть ли не с пеленок — сначала интересовался картинками, а впоследствии на всю жизнь увлекся естественными науками, даже поступал на биологический факультет. Фантазер, поэт.

Такие дети, как правило, особо чуткие и ранимые, более других нуждаются в опеке, в любви. Особенно — в любви материнской, которая дается ребенку не за заслуги, а просто так — как жизнь, как солнце и небо. Они более других подвержены психологическим срывам.

Отцы любят за что-то. Особенно мальчиков. За то, что он наследник, за сходство с собой или любимой женщиной… Именно поэтому так бесценна безусловная материнская любовь. Особенно для мальчика.

Первое душевное потрясение Боря перенес, будучи совсем маленьким, когда случайно услышал, что его мать не хотела ребенка. Значит — не хотела ЕГО? ОН — не ожидаемый с радостью сын, а вынужденная неизбежность?

Эта тема возникала в разговорах со мной, даже в записных книжках он пытался анализировать ее.

Только что посмотрела фильм Трюффо «400 ударов», где мальчик тоже узнает, что он родился случайно, так как мать не смогла вовремя сделать аборт. Это открытие наносит ему такую душевную травму, что в результате герой фильма попадает в детскую колонию для малолетних преступников.

Трудно сказать, как складывались отношения Бориса с матерью после такого открытия, но надпись на фотографии кое-что говорит об этом: Критику моему милому от не менее критически настроенной матери. Лина Заходер. 18.VII.32. В уголке приписка рукою Бориса: Скончалась 22.VI.33 г. в 8 часов вечера.

Мать покончила с собой на глазах у сына, которому еще не исполнилось 15 лет. Оставила сына — тонкого, умного.

Понять, почему мать это сделала, Борис не мог даже в зрелом возрасте, а уж тогда и подавно. У него были смутные подозрения, но не более. Он боялся ошибиться. Тогда понял только одно: любовь к нему не смогла удержать ее от трагического решения.

Именно этой опоры он и лишился. Как я уже писала, отец снова женился, да не один раз, что не способствовало сближению отца с сыном в этот тяжелый для обоих период.

Наша подруга-психолог считает, что у детей, перенесших душевные травмы, подобные этой, очень мало шансов найти семейное счастье. Почти нет.

Может быть, его ранняя влюбленность — неосознанный поиск замены материнской любви? Борис по натуре оптимист. Потребность любить у него большая. Сколько раз влюблялся, а полюбив — создавал семью. Он ждал этой безусловной любви. Ждал, чтобы его любили таким, каков он есть. Ломать себя не хотел. При малейшем сопротивлении, ущемлении его интересов — хлопал дверью. Дети, потерявшие родительскую любовь, очень болезненно воспринимают любую ссору. Будучи «очень большим», он, как ребенок, обижался на мелочи.

У нашего брака тоже было мало шансов на счастливое продолжение. Одной любви не хватило бы. «Нужна была такая женщина, как вы», — считает психолог.

Для успешного брака я должна была любить его безусловно — как любят матери.

Быть может, поиск моего женского счастья научил меня и этой любви?

Мне не приходилось себя переделывать, подстраиваться под него. Просто я восприняла мужа как старшего во всем. Как безусловный авторитет для меня. Он принимал решения, думал о нашем благополучии.

Одно из важных условий нашего брака — стать домашней хозяйкой — приняла с удовольствием. Я словно была рождена для этой миссии. И именно этого не хватало Борису в прежних браках. Вероятно — и мне.

Не берусь судить, почему семейная жизнь Бориса раньше распадалась, но знаю из его рассказа, что идея его бывшей жены — бросить писать и пойти работать «как все», что он и попытался выполнить, — не увенчалась успехом. Работать «как все» он не смог, зато чувство вины перед женой не способствует счастью в браке.

Не явился ли наш брак в какой-то степени расчетом со стороны Бориса? У него было время на раздумье, после которого он сделал мне предложение. Три года — срок достаточный.

Не мог зрелый, опытный мужчина круто менять свою жизнь, руководствуясь только сексуальным влечением. Такой опытный, умный — искал женщину, которая не будет стараться его переделать или ставить свои условия. (Вспомним: Бабочек много, да нет подходящей!)

И не ошибся. Я почувствовала силу его таланта и одновременно — одиночество, беззащитность. Не задумываясь, приняла таким, какой он есть. Приняла его условия, не ставя своих.

И мы оба выиграли.

В каждом — особенно сильном — мужчине где-то в глубине души живет мальчик, нуждающийся в материнской любви, той любви, которую он недополучил. Как в детстве, когда ребенка любят просто так, ни за что.

Слова, сказанные мне за несколько часов до кончины: Не отдавай меня!

Я была для него еще и матерью в эти почти последние минуты. Он, уходя, был мальчиком, оставшимся наедине с матерью.

В самом начале нашей совместной жизни бывали какие-то внутренние трения. Но, по мере сближения, наступало все больше и больше понимания.

Была и осталась одна проблема, которая подчас тревожила меня, и мне приходилось жалеть, что я не обладаю таким характером, который может переломить эту ситуацию, — мой сын.

Для того чтобы понять, что было периодически причиной моего душевного дискомфорта, я должна рассказать о незаживающей ране, которую носил мой муж, и тогда станет понятна и моя боль.

Борис хотел полюбить моего сына. Он любил его, но не мог преодолеть боязни очередного удара. Он словно держал себя за руки, не позволяя себе любить его.

И тому была причина: Борис потерял своего горячо любимого сына, рождения которого он ожидал с нежностью. Сохранился дневник, посвященный целиком ранним годам жизни ребенка, когда фиксировалась первая улыбка малыша, первые звуки, в которых отцу виделся необыкновенный смысл. Первенец, наследник! Продолжатель рода. Борис готов был заглянуть в каждую встречную коляску, где лежит младенец, чтобы сравнить, порадоваться вместе с другими родителями за их ребенка, как он радуется своему.

Он чуть ли не убил хозяйку дачи, где они жили, кажется, в Угличе, за то, что та посмела шлепнуть его малыша за какую-то шалость…

А в анкете он пишет: «У меня нет детей»…

На самом деле его сын жив и здоров. Он очень хороший человек. У него два взрослых сына.

Произошла «обычная» семейная драма, когда, желая сделать своего сына счастливым, мать поставила его перед выбором: отец или отчим.

По случайному совпадению, его сыну тогда тоже было 11 лет — как и моему Андрею, когда мы познакомились с Заходером.

К чести сына, должна сказать, что он приветствовал мой брак с Борисом. Он прожил с нами в Комаровке школьные годы и учился в местной школе, над которой шефствовал наш сосед Колмогоров. Со второго курса (окончил факультет электроники Лесотехнического института) жил самостоятельно в оставшейся нашей с ним квартире. Женился в 30 лет. У него трое сыновей, старший из которых перешел на 4-й курс института, средний поступил в этом году в институт, а младшему 7 лет.

Несмотря на некоторые трения, возникавшие в отношениях с моим сыном, Борис Владимирович был безукоризнен по отношению к нему. Ценил его способности, особенно к техническому творчеству. В период, когда у Андрея возникли трудности с работой, Борис сам, без моей просьбы, предложил ему материальную помощь и оказывал ее регулярно до окончания этой мрачной полосы. Когда мой старший внук Федор поступил в институт, Борис (тоже по собственной инициативе) назначил ему скромную стипендию. Мне даже кажется, что он гордился нашими внуками. Приятельница рассказала мне, как Борис с удовольствием показывал ей портрет среднего из мальчиков, очень удачно выполненный мною. На ее вопрос, кого же напоминает ей Степан, он ответил: «Как кого? Ангела». Последовала пауза — приятельница ждала продолжения.