Лев Лещенко - Апология памяти

Но, как бы там ни было, я ощущал образовавшийся вокруг меня вакуум. Причем в подобном критическом положении оказался, естественно, далеко не я один, а тысячи и миллионы людей моего возраста, выросших в одно со мной время. Они метались по жизни, потеряв свои прежние ориентиры и не находя в ней новых. Им тоже было неимоверно трудно вписаться в новую реальность.

Но постепенно привыкаешь ко всему. И даже столь кардинально изменивший всю картину нашего мира 1991 год не показался уже мне явлением глобального порядка. Самым интересным для меня в этот период стало то, что новая власть, которая, казалось бы, должна была априори отрицать все культурные приоритеты прежней власти, отнеслась ко мне, одному из таких «приоритетов», в высшей степени лояльно. Может быть, сыграло роль то, что практически все окружение Бориса Ельцина меня хорошо знало лично. А что касается самого Бориса Николаевича, то я был с ним знаком еще с 1980-х годов в его бытность первым секретарем Свердловского обкома партии… Таким образом, мои контакты с тогдашней верховной властью не только не оборвались, а, напротив, у пились даже более, чем раньше. А такие вещи, как близость к верхам, никогда не проходят незамеченными для тех деятелей рангом пониже, кто живет по известному принципу «чего изволите». И как только они в этом убедились, отношение ко мне со стороны наши» доморощенных культуртрегеров вновь изменилось в самую лучшую сторону. Что поделаешь, такова жизнь…

Но к счастью, тут как раз подоспело одно весьма знаменательное событие в моей жизни, которое дало мне возможность убедиться на деле в том, как ко мне относятся не флюгероподобные начальники «от культуры», а те, кому я верно служил всю свою жизнь, а обыкновенные, простые зрители, ставшие свидетелями празднования моего пятидесятилетнего юбилея в. Концертном зале «Россия» в 1992 году. А проще говоря — как ко мне относится наш народ. Без ложной скромности скажу, что это был мой триумф как певца и как личности. Кроме того, на юбилей приехали представители известных зарубежных агентств и множество моих друзей из Болгарии, Чехословакии, Германии. У меня неожиданно появилась масса спонсоров, преподносивших мне прекрасные подарки. Что уж говорить о моих старых, проверенных временем друзьях, таких, как Володя Винокур, Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Алла Пугачева (к которой вскоре присоединился прилетевший специально на мое празднество Филипп Киркоров), Саша Розенбаум, Гена Хазанов, Женя Петросян! Это был праздник, которому, по мнению бывалых сотрудников Концертного зала «Россия», не было равных до сих пор и, наверное, уже не будет… Кстати, название для своего юбилейного вечера я придумал сам — «50 не 50», обыгрывая известное выражение «50 на 50». К шестидесятилетнему юбилею это уже, конечно, не подходит, так что придется придумывать что-нибудь новенькое.

Так вот, этот юбилей дал невероятно мощный импульс всему моему дальнейшему существованию — как в творческом, так и в чисто житейском плане. Во всяком случае, я получил более чем веское подтверждение тому, что все свои двадцать лет на песенной эстраде я прожил не зря. С этого момента, как мне кажется, не то начался новый виток моего жизненного развития, не то открылось второе дыхание… Не важно, как это назвать, но я вновь приступил к активной работе, меня опять стали наперебой приглашать на самые престижные творческие мероприятия. Я стал, как и прежде, желанным гостем на радио и ТВ, начал принимать участие в возобновившемся телевизионном фестивале «Песня года».

Очень важным для себя считаю тот факт, что теперь эту программу выпускала фирма «Аре», принадлежащая Игорю Крутому. Оказалось, что этот суперсовременный музыкант, композитор, создавший огромное количество хитов, с большим трепетом и пиететом относится к нашей песенной сокровищнице прошлых лет. Появления такого человека российская музыкальная эстрада ожидала уже давно, ей не хватало мощного продюсера — создателя крупных концертных организаций. Это было для нас нечто принципиально новое, не имеющее никаких аналогов в советском прошлом, где всем заправляли Рос-, Мос-, Госконцерт, обладавшие монопольными правами на все и вся. По сути дела, Игорь Крутой стал первым серьезным предпринимателем в среде отечественного шоу-бизнеса. Все, что ни делалось в этой области до него, никак нельзя было назвать системой. Начал же он с того, что стал объединять под своей эгидой некоторых артистов, живущих стихийной, неуправляемой, неорганизованной гастрольной жизнью, приносящей им порой, вместо доходов, одни лишь убытки. Словом, инициативные люди, чье существование зависело от их концертной деятельности, так или иначе включились в организационную системообразующую работу. Не миновала чаша сия и меня.

Случилось так, что в 1990 году, будучи на гастролях в Уренгое, я познакомился с Рэмом Ивановичем Вяхиревым. После концерта меня пригласили в комнату, где кроме него находился еще и начальник НГДУ «Уренгойгазпром» Рим Султанович Сулейменов. Рэм Вяхирев был тогда в ранге замминистра нефтяной и газовой промышленности. Ну, как водится, приняли по рюмке водочки, завязался разговор. И тут вдруг Рэм Иванович, узнав о том, что меня в последнее время одолевают многочисленные проблемы, делает неожиданное заявление: «У такого человека, как Лещенко, не должно быть в этой жизни вообще никаких проблем! А если есть, то решение их я беру на себя». Я, естественно, был всем этим очень тронут и по просьбе гостеприимных хозяев поведал им о том, что как раз сейчас идет организация моего собственного театра «Музыкальное агентство». Театр этот, с одной стороны, как бы уже и существует, но, с другой стороны, как бы еще и нет — по той простой причине, что нам не хватает средств на его полное и окончательное становление. Выслушав это, Вяхирев выразительно смотрит на Сулейменова: «Ну что, Рим Султанович, надеюсь, задача понятна? Надо нашему нефтегазу стать спонсором театра Льва Лещенко». Я, разумеется, от таких слов почувствовал себя на седьмом небе. К этому, как выяснилось позже, были все основания, Рэм Иванович оказался человеком слова. Вернувшись в Москву, мы уже имели возможность арендовать для себя офис в здании Росконцерта на Берсеневской набережной, которое к тому времени сдавалось внаем всем желающим, сняли там две комнаты, куда посадили секретарей и помощников. «Мы» — это я и режиссер Евгений Лейн, с которым мы, собственно, и организовали Театр эстрадных представлений «Музыкальное агентство».

Предыстория же всего этого была такова: директором по организации моих концертов вплоть до 1988 года был молодой способный парень Женя Розенгауз. Но когда на советской эстраде начался настоящий бум, вызванный появлением небезызвестных групп и солистов типа «Ласкового мая», Жени Белоусова и Кати Семеновой, которые начали «косить» совершенно баснословные «бабки», между мной и Розенгаузом пробежала, как говорится, черная кошка. В результате чего он и стал работать директором Кати Семеновой. Со мной, однако, остался второй директор — Слава Мамонтов, в прошлом танцовщик Ансамбля народного танца СССР под руководством Игоря Моисеева. С ним мы плечом к плечу и бились с одолевающими нас невзгодами до тех самых пор, пока не возник Женя Лейн с идеей создания театра «под имя» Льва Лещенко.