Вызов принят. Остросюжетная жизнь работника скорой помощи - Дэн Фарнворт
Меня не уничтожило даже ПТСР, поэтому я не позволю такой мелочи, как парламент, встать у меня на пути.
Мне удалось побудить людей говорить, но это было лишь первым шагом. Благотворительные кампании появляются и исчезают. Программа «Синий маячок» благотворительной организации Mind перестала финансироваться в 2018 году, и в данный момент средства на повышение осведомленности работников экстренных служб о психическом здоровье не выделяются. Однако есть несколько отличных благотворительных организаций, ведущих большую работу в этом направлении, и много разных людей, занимающихся существующими проблемами. Я решительно настроен убедить власти начать действовать. Я не остановлюсь, пока к психическому здоровью сотрудников не начнут относиться серьезно, как это и должно быть. Меня не уничтожило даже ПТСР, поэтому я не позволю такой мелочи, как парламент, встать у меня на пути.
Я стараюсь применять на практике то, что проповедую. После инцидента с семимесячным младенцем, несмотря на ночной кошмар, я не чувствовал, что мне требуется консультация профессионального психотерапевта. Пройдя через нечто похожее, я стал более устойчивым и научился оценивать свое состояние. Я обсудил произошедшее с коллегами, и от их эмпатии мне стало легче. Мне этого оказалось достаточно, хотя, возможно, другому человеку подобного было бы мало.
Я звоню маме по пути с работы каждый день. Они с отцом всегда поддерживали меня, в том числе во время моей борьбы с ПТСР. Для меня мама – это человек, которому я могу все рассказать, так же как психотерапевту. Чаще всего я говорю, а она просто слушает. Кажется, это вполне логично, но сколько человек делает то же самое? Родители сыграли ключевую роль в том, что мои четверо детей стали замечательными людьми, и они всегда готовы прийти мне на помощь. Не знаю, что бы я делал без них. Разумеется, мои дети – мои лучшие друзья, и я не могу передать словами, как много они значат для меня. Я стремлюсь быть для них лучшим родителем.
Я видел страшные вещи, но мой разум способен нарисовать нечто еще более пугающее. Недавно мне приснился кошмар, в котором меня вызвали на место крупной аварии. Приехав, я увидел множество трупов коллег. Да, психологу предстояла большая работа. Это был чудовищный сон, и я проснулся в поту. Возможно, у него положительный посыл: что самое страшное может произойти, если ты заболеешь или попадешь в аварию? Самое страшное – оказаться в одиночестве в тяжелой ситуации. Это говорит о том, как важны работники скорой помощи для общества.
Хотя мое фото однажды появилось в журнале Heat, работники скорой помощи не считаются сексуальными. У девочек-подростков не висят постеры с обнаженными до пояса сотрудниками скорой помощи, но, бывает, висят с пожарными. Писатели не пишут книги о вымышленных работниках скорой помощи, а режиссеры предпочитают снимать фильмы о полиции. Иногда, когда я говорю людям, что работаю в скорой помощи, они смотрят на меня так, словно хотят сказать: «Как вообще можно хотеть этим заниматься?»
Бывает, я говорю, что оказался в скорой помощи случайно, однако это не так, ведь даже пятнадцать лет спустя я продолжаю там трудиться. Я остаюсь там, потому что хочу. Из-за долгих смен и огромного объема работы мы постоянно чувствуем усталость и находимся в стрессе. Мы видим вещи, которые заставляют разочаровываться в человечестве. Когда мы думаем, что видели все (это бывает часто), происходит нечто такое, что заставляет нас понять: мы никогда не увидим все. Работа может заставить людей потерпеть эмоциональное крушение или сделать их холодными и отстраненными. Наша зарплата не превышает среднюю, и мы часто чувствуем себя недооцененными, забытыми и неуважаемыми. Бывает, нас бьют и на нас плюют. Большинство людей, однако, понимает, что мы просто пытаемся помочь.
Работая в скорой помощи, никогда нельзя утверждать, что видел уже все. Обязательно случится что-нибудь такое, что скажет об обратном.
Очень легко начать цинично относиться к скорой помощи и Национальной службе здравоохранения в целом, когда ты видишь все изнутри. Однако, когда люди нуждаются в нас, мы, несмотря на трудности, стараемся изо всех сил. Я никогда не забуду людей, которые пришли на помощь мне, когда я получил колото-резаные ранения, и моим дочерям-близняшкам, когда они лежали в отделении интенсивной терапии. Их желание принести пользу было ощутимо. У большинства людей есть подобные истории о скорой помощи.
Мы оказываемся рядом, когда вы не можете сбить высокую температуру, падаете с дерева и ломаете руку, выпиваете слишком много и теряете сознание, попадаете в автомобильную аварию, испытываете симптомы сердечного приступа, падаете в саду, не можете подняться с постели, приближаетесь к концу жизни и хотите, чтобы кто-то помог вам умереть с достоинством.
Я безмерно горд тем, что работаю в скорой помощи, и всем сердцем люблю свою работу. Возможно, моя профессия не самая сексуальная, но она приносит много плодов. Как много людей могут сказать, что пришли домой поздно или пропустили праздник в школе, потому что спасали чью-то жизнь? Или облегчали чьи-то последние минуты на земле? Или слушали первый плач новорожденного ребенка? Как много людей могут сказать, что они действительно меняют мир? Я с большой заботой отношусь к людям, которым оказываю помощь. У меня бывали моменты, когда я думал: «Действительно ли мне это нужно?» А затем отвечал себе на этот вопрос: «Даже если мне не нужна эта работа, пациенты нуждаются во мне».
Мы приходим на работу в скорую помощь с широко распахнутыми глазами и идеалистическими представлениями, думая, что сможем спасти каждого пациента. Эта наивность вскоре сменяется циничностью и неприятным осознанием того, что некоторым людям помочь невозможно. В определенном смысле врачи напоминают профессиональных спортсменов: лучше всего они помнят то, что у них не получилось. У футболиста это может быть неудавшийся пенальти или дисквалификация в финальном матче. У работника скорой помощи – убитый ребенок, лежащий у него на руках. Как и многие боксеры, сотрудники скорой помощи часто принимают
