Евгений Брандис - Рядом с Жюлем Верном

Позднее сама переводчица так охарактеризовала свою работу: «…с благословения Верна его издатель Этцель предоставил М. Вовчку как переводы, так и переделки, сокращения и вставки, которых в переводах имеется немало, – например, длинноты перечней различных флор, фаун и т. п. переделаны в разговорную форму».

Деятельность Марко Вовчка как переводчицы и пропагандиста произведений Жюля Верна – яркая страница в истории русско-французских литературных и книгоиздательских связей.

II. Точки соприкосновения

Точно так же, как для истории должен быть возбужден исторический интерес, для изучения географии должен быть возбужден географический интерес. Географический же интерес, по моим наблюдениям и опыту, возбуждается или знаниями естественных наук, или путешествиями… Путешествия для географии большей частью служат первым шагом к изучению науки.

Казалось бы, трудно найти двух более несхожих писателей, чем Толстой и Жюль Верн. Великий реалист и великий фантаст. Неистовый обличитель зла и певец научных дерзаний…

И все-таки противоположности в чем-то сходятся. Не будь никаких точек соприкосновения, вряд ли гения русской литературы заинтересовали бы сочинения французского романиста.

При всем различии исходных позиций, сближает их пытливость ума, огромная начитанность в научной литературе, склонность к гипотезам, стремление проникнуть в тайны природы, сделать науку достоянием масс, приобщать читателей к знаниям в живом, доходчивом, художественном изложении.

«Образование, – писал Толстой, – есть потребность всякого человека… Образование на деле и в книге не может быть насильственно и должно доставлять наслаждение учащимся». Писать для них нужно «понятно и занимательно», «ясно и красиво».

Тех же взглядов придерживался Жюль Верн и претворял их в романах. Толстой осуществлял свои педагогические принципы, обучая крестьянских детей и упорно, на протяжении пятнадцати лет работая над «Азбукой», «Новой азбукой» и «Русскими книгами для чтения». Была прочитана груда книг. Написано для детей более 600 (!) рассказов и очерков. Из них 133 – на естественнонаучные темы. «Эта азбука, – сетовал Толстой, – одна может дать работы на 100 лет. Для нее нужно знание греческой, индийской, арабской литературы, нужны все естественные науки, астрономия, физика».[52] Отсюда и его занятия химией, математикой, механикой, историей, ботаникой, зоологией, этнографией…

Именно в этот период Толстой заметил Жюля Верна. Пристальный интерес к «Необыкновенным путешествиям» отразился в его дневниках и письмах, в рекомендательных списках и других подготовительных материалах к кругам детского чтения, а также в мемуарах близких ему людей. Он считал «путешествия» Жюля Верна во всех отношениях полезными и как опытный воспитатель читал или пересказывал собственным детям, соединяя беседу с игрой, поучение с развлечением.

В 1870-х годах, кроме «Вокруг Луны», он прочитал им вслух «Двадцать тысяч лье под водой», «Дети капитана Гранта», «Приключения трех русских и трех англичан в Южной Африке», «Вокруг света в восемьдесят дней». Перечень книг мы находим в воспоминаниях сыновей Толстого – Ильи и Сергея. Однако в библиотеке Ясной Поляны сохранились и другие романы (преимущественно в первых этцелевских изданиях), которые, по-видимому, тоже были известны Толстому: «Путешествие и приключения капитана Гаттераса», «Путешествие к центру Земли», «Плавающий город», «В стране мехов», «Таинственный остров», сборник повестей и рассказов «Доктор Окс».

В 90-х годах, когда появились младшие дети, Толстой в свободные часы снова взялся за «Необыкновенные путешествия» – либо читал им сам, либо руководил чтением. «…Сейчас Саша с Ванечкой, – писал он в Москву жене, – рассматривали карту мира и узнавали, где Патагония, в которую поехали дети кап. Гранта». И спустя несколько дней, 19 сентября 1894 года: «Чтение Детей капитана Гранта продолжает иметь большой успех: участвует и няня и я иногда». О том, что книги Жюля Верна вошли в систему домашнего воспитания юного поколения семьи Толстых, свидетельствует и дневник Софьи Андреевны: «Читала утром Саше и Ване вслух «80 000 верст под водою» Верна. Говорю им: «Это трудно, вы не понимаете». А Ваня мне говорит: «Ничего, мама, читай, ты увидишь, как мы от этого и от «Дети капитана Гранта» поумнеем».

Особенно посчастливилось «Вокруг света в восемьдесят дней». Остросюжетный, парадоксальный роман Толстому глубоко запал в память. Не будучи художником, он сам его иллюстрировал, включил в один из набросков тем для изложения в «Новой азбуке» и под конец жизни снова упомянул в записной книжке (в мае 1907 года). В это время он вернулся к преподаванию в яснополянской школе и решил составить для внуков своих первых учеников новый круг детского чтения с пересказами полюбившихся книг.

Примечательны иллюстрации, о которых вспоминают сыновья Толстого.

«В. продолжение учебного года (1875–1876) отец по вечерам читал нам путешествие Жюля Верна «80 дней вокруг света». Книга, по которой он читал, не была иллюстрирована, и он сам чертил к ней иллюстрации, приводившие нас в восторг. Рисовал он довольно плохо, но у него бывали характерные штрихи. Мы очень любили эти рисунки отца и с нетерпением ждали следующего вечера. Вопрос – выиграет ли мистер Фогг свое пари или нет – сильно нас интересовал…» – вспоминает Сергей Львович. А вот отрывок из воспоминаний Ильи Львовича:

«Каждый день он приготовлял к вечеру подходящие рисунки, и они были настолько интересны, что нравились нам гораздо больше, чем те иллюстрации, которые были в остальных книгах. Я как сейчас помню один из рисунков, где изображена какая-то буддийская богиня с несколькими головами, украшенными змеями, фантастическая и страшная. Отец совсем не умел рисовать, а все-таки выходило хорошо, и мы были страшно довольны. Мы с нетерпением ждали вечера и всей кучей лезли к нему через круглый стол, когда, дойдя до места, которое он иллюстрировал, он прерывал чтение и вытаскивал из-под книги свою картинку».

Рисунки действительно любительские. Они выполнены на листках разного формата простейшими изобразительными средствами: наброски пером, черными чернилами, некоторые со следами карандашного контура. Для иллюстрирования выбирались «игровые» эпизоды, чаще комические сценки. Но уловлены и моменты драматические. Выразительность достигается скупыми штрихами и явно приноровлена к детскому восприятию: схватить и передать самое существенное. По манере картинки предвосхищают так называемые «рисованные полосы» (смешные истории в рисунках), получившие распространение в XX веке.