Николай II. Бремя самодержца. Документы, письма, дневники, фотографии Государственного архива Российской Федерации - Коллектив авторов
Дневник великой княгини Ксении Александровны
25 июня. Гатчина
На душе такая тоска, что просто невозможно! Ужас, что происходит – забастовки, убийства, неудовольствие всеобщее и отсутствие власти!
Дневник великого князя Константина Константиновича
17 августа. Осташово
Сегодняшние газеты принесли известия о мире, до которого договорились уполномоченные России и Японии в Портсмуте в Сев[ерной] Америке. Мы уступили южную часть Сахалина, но не согласились на уплату ни копейки денег. Витте одержал значительную дипломатическую победу. И тем не менее не радостен этот мир, увенчавший несчастную для нашего оружия войну. Мир не только не радует, но как будто даже пугает 103.
Дневник великой княгини Ксении Александровны
17 августа. Яхта «Александрия»
Утром чуть не упала в обморок от удивления и неожиданности: открыла газеты и прочла, что мир! Вчера еще о нем не думали! Оказывается, что японцы уступили по всем пунктам, контрибуций им не будет, но зато им отдают южную часть Сахалина. Конечно, давно пора прекратить эту ужаснейшую бойню, но только не сейчас и не таким образом. Война бессмысленно началась и велась, и еще глупее кончается! Ее нам навязали так же, как навязывают мир, потому что так хочет Америка, Англия, я не знаю, кто еще – а Россию почти даже и не спрашивают!!
Дневник Николая II
18 августа. Петергоф
Сегодня только начал осваиваться с мыслью, что мир будет заключен и что это, вероятно, хорошо, потому что так должно было быть!
Дневник великого князя Константина Константиновича
22 августа. Павловск
Оля[493] рассказала мне, что Государь, посылая Витте в Америку для переговоров о мире с японскими уполномоченными, был настолько уверен в неприемлемости наших условий, что не допускал и мысли о возможности мира. Но, когда Япония приняла наши условия, ничего более не оставалось, как заключить мир.
Дневник великой княгини Ксении Александровны
14 октября. Ай-Тодор
Везде по всей России беспорядки, забастовки, митинги и т.п.; одна грусть и позор. Настроение подавленное, а у меня, кроме того, тоска ужасная! В Петербурге принимаются самые строгие меры. Трепов назначен[494], и все войска ему подчинены. Объявлено, что войска будут стрелять (в случае беспорядков на улицах), не щадя патронов.
Дневник великого князя Константина Константиновича
28 сентября. С.-Петербург
Услыхал от Кирилла, что он женатый человек 104. Сознательно нарушив царское запрещение, он поспешил (свадьба была в Тегернээ, в Баварии, 25 сентября) покаяться. Но Государь не пожелал его принять и поручил министру Двора барону Фредериксу передать Кириллу о лишении его звания великого князя, доходов из Уделов и исключении из службы.
На все это Кирилл мог и должен был рассчитывать, так как Государь неоднократно и еще год назад предупреждал его о такой каре в случае женитьбы на Даки, как на двоюродной сестре. Тем не менее Кирилл глубоко оскорблен, что Государь не захотел его принять и не сам, а через третье лицо передал свою немилость.
Мне кажется, что Кирилл только пожинает плоды своего поведения: вместо того чтобы избегать встреч с любимой женщиной, на которой он не имел права и разрешения жениться, он уже не первый год постоянно был вместе с нею.
3 октября
В приказе по флоту объявлено об исключении Кирилла из службы; но о лишении великокняжеского достоинства нигде не упомянуто.
Письмо Николая II императрице Марии Федоровне
5 октября. Петергоф
Милая, дорогая Мамá,
На этой неделе случилась драма в семействе по поводу несчастной свадьбы Кирилла. <…> Я должен сознаться, что это нахальство меня ужасно рассердило – нахальство потому, что он отлично знал, что не имел никакого права приезжать после свадьбы. Желая предупредить возможность появления Кирилла в нашем доме, я послал за Фредериксом и поручил ему отправиться в Царское Село и объявить Кириллу те 4 пункта, и, кроме того, мое негодование за его приезд и приказание сейчас же выехать за границу. <…> После долгих размышлений, от которых наконец заболела голова, я решил воспользоваться именинами твоего маленького внука[495] и телеграфировал дяде Владимиру, что я возвращаю Кириллу утраченное им звание. Само собою разумеется, что остальные виды наказания остаются в силе.
Дневник Николая II
17 октября. Петергоф
Завтракали Николаша и Стана[496]. Сидели и разговаривали, ожидая приезда Витте. Подписал манифест в 5 часов. После такого дня голова сделалась тяжелою и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, спаси и умири Россию!105
Письмо Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне
19 октября. Петергоф
Моя милая, дорогая Мамá,
Мне кажется, что я тебе написал последний раз год тому назад, столько мы пережили тяжелых и небывалых впечатлений. Ты, конечно, помнишь январские дни, которые мы провели вместе в Царском. Они были неприятны, не правда ли? Но они ничто в сравнении с теперешними днями! <…> Петербург и Москва оказались отрезанными от внутренних губерний. Сегодня неделя, что Балтийская дорога не действует. Единственное сообщение с городом – морем. <…> После железных дорог стачка перешла на фабрики и заводы, а потом даже в городские учреждения и в департаменты железных дорог министерства путей сообщения. Подумай, какой стыд! <…> Тошно стало читать агентские телеграммы, только и были сведения о забастовках в учебных заведениях, аптеках и пр., об убийствах городовых, казаков и солдат, о разных беспорядках, волнениях и возмущениях. А господа министры, как мокрые курицы, собирались и рассуждали о том, как сделать объединение всех министров, вместо того чтобы действовать решительно. <…> Наступили грозные тихие дни, именно такие, потому что на улицах был полный порядок, а каждый знал, что готовится что-то – войска ждали сигнала, а те не начинали. Чувство было, как бывает летом перед сильной грозой! Нервы у всех были натянуты до невозможности и, конечно, такое положение не могло продолжаться долго. В течение этих ужасных дней я виделся с Витте постоянно, наши разговоры начинались утром и кончались вечером при темноте. Представлялось избрать один из двух путей: назначить энергичного военного человека и всеми силами постараться раздавить крамолу. Затем была бы передышка, и снова пришлось бы через несколько месяцев действовать силой; но это стоило бы потоков крови и, в конце концов, привело бы к теперешнему положению, т. е. авторитет власти был бы показан, но результат оставался бы тот же самый,