Николай II. Бремя самодержца. Документы, письма, дневники, фотографии Государственного архива Российской Федерации - Коллектив авторов
9 января
Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!97
Дневник великого князя Константина Константиновича
9 января. С.-Петербург
Слухи, ходившие по городу о том, что 9-го числа стачечники-рабочие намереваются собраться на Дворцовой площади, чтобы подать прошение Государю, оправдались. Приняты были меры: пехота и конница оберегали подступы ко дворцу. После полудня густые толпы народа хлынули ко дворцу; войска их задерживали, и в некоторых местах были даны залпы.
11 января
Удручающее впечатление производят уличные беспорядки, буйство толпы, разбивающей фонари, стекла в магазинах, грабящей в них товар, и необходимость кровопролития.
12 января
Что думает Государь? Слыхал, что незадолго до 9-го, когда подготовлялись беспорядки, он не склонен был придавать им значение и думал, что их сильно преувеличивают98.
Дневник Николая II
4 февраля. Царское Село
Ужасное злодеяние случилось в Москве: у Никольских ворот дядя Сергей, ехавший в карете, был убит брошенною бомбою, а кучер смертельно ранен 99. Несчастная Элла, благослови и помоги ей, Господи!
Дневник великой княгини Ксении Александровны
5 февраля. Царское Село
Боже, когда только подумаешь о Москве, жутко становится! Бедная Ella! Зинаида[479] телеграфирует, что она как святая переносит ужасное горе! Ники запретил семейству ехать в Москву – ужасно думать, что она, бедная, одна, и мы все так близко и не можем ее видеть. Убийца – человек лет 30-ти[480], не говорит, кто он, но очень доволен тем, что сделал!
Письмо кайзера Вильгельма II императору Николаю II
8 (21) февраля. Берлин
Милейший Ники!
Какие страшные вести пришли из Москвы. Эти скоты анархисты учинили темное и подлое дело. Бедная Элла! Какой это был ужасный удар для нее, пошли ей Бог сил и покорности перенести его. Старой, прекрасной столице России очень тяжело, что стены ее осквернены таким гнусным преступлением, но, без сомнения, в ней нет ни одного истинного гражданина, который бы одобрил это. Я не могу поверить, что эти бесы вышли из рядов твоих московских подданных; это были, наверно, иностранцы из Женевы, потому что громадная масса твоего народа все еще верит в своего «батюшку-царя» и боготворит его священную особу. Я вынес это убеждение, внимательно наблюдая за различными фазами движения в России, насколько это было возможно по известиям, приходящим оттуда непосредственно, и по мнениям наблюдателей, иногда и русских, в европейской печати.
Русское движение, как ты можешь хорошо себе представить, является главнейшей темой всех разговоров и корреспонденций не только в России, но и за пределами ее. Вся европейская печать наполнена статьями о России, причем суждения отдельных органов ее определяются точкой зрения той партии, к которой они принадлежат. Таким образом, образовалась, так сказать, европейская точка зрения, которая, по-видимому, совершенно правильно передает общественное мнение нашего материка.
Великий князь Сергей Александрович. [Конец 1880-х]
Фотограф Д. Асикритов
Великая княгиня Елизавета Федоровна. [1888]
Фотограф К.И. Бергамаско
Ella.1888
Вот я и думаю, что тебе до известной степени интересно в твоем уединении в Царском составить себе понятие об этом европейском общественном мнении и услышать, что думает о событиях в твоей стране так называемый «цивилизованный мир» вообще. Поэтому в последующих строках я попытаюсь сделать для тебя маленький набросок – отражение картины русской действительности, как ее воспринимают извне. Конечно, публика, находящаяся за пределами твоей страны, не посвящена в подробности сложных вопросов, ожидающих в России разрешения, и ей приходится часто лишь догадываться или выводить заключения по результатам, не зная их причины, и поэтому неправильные догадки часто ведут к неправильным же выводам, так как незнание истинных фактов является пробелом. Иностранные наблюдатели часто вынуждены «делать скачок к выводам», но мы должны прибавить: «Wo die Begriffe fehlen, stellt oft ein Wort zu rechter Zeit sich ein»[481]. Поэтому я должен avant tout[482] извиниться перед тобой, что пишу тебе вещи, которые, вероятно, тебе давно известны из докладов твоих дипломатов, и, кроме того, просить тебя быть терпеливым и снисходительным, если я, как честный, верный и преданный друг твой, буду вынужден отмечать также и мнения, которые могут показаться тебе грубыми, неблагородными, лживыми или даже оскорбляющими твои чувства. Но Россия теперь как бы переворачивает страницу своей истории и в своем развитии обнаруживает стремление положить начало некоторому обновлению.
Ты согласишься сам, что подобный процесс в таком могучем народе, как твой, должен естественно вызывать живейший интерес в Европе и «comme de raison»[483] прежде всего в соседней стране. Меры, которые должны быть приняты, способы воздействия, которые следует применить, и люди, которые должны быть призваны к исполнению работы,– все это оказывает прямое влияние на другие нации, находящиеся за твоим рубежом. Я назвал мнение «европейским», но я не могу умолчать о том обстоятельстве, что множество русских, бывших здесь проездом за последние месяцы, и все живущие повсюду в Европе – особенно в Париже и во Франции – тоже способствовали известному освещению картины; таким образом, факты, являющиеся основой «европейского общественного мнения», доставлены по большей части Францией, которая как «amie et alliée»[484] всегда наилучшим образом осведомлена касательно России. Резюме всего этого таково.
«On dit»[485]: режим Мирского слишком внезапно дал печати большую, чем прежде, свободу и чересчур быстро отпустил повода, которые Плеве держал так туго натянутыми. Отсюда внезапный поток неслыханных статей и открытых писем, адресованных правителю, – вещь, до сего времени считавшаяся в России невозможной; некоторые из них, крайне дерзкие, рассчитаны на то, чтобы умалить уважение к самодержавной власти. Этим случаем воспользовалась революционная партия, чтобы завладеть доверчивыми рабочими, привести их в состояние брожения и заставить требовать таких вещей, о которых они не имеют и понятия, притом в самой непочтительной, не допускающей возражения форме, причем и язык их, и действия чрезвычайно напоминали революцию. Это поставило рабочий класс, – я уверен, против его воли, – в прямую оппозицию к правительству и привело к столкновениям с властями, которые должны поддерживать законность и порядок. Так как у этих, сбитых с толку и невежественных людей, большинство которых привыкло смотреть на царя как на отца и говорить ему «ты», сложилось убеждение, что им можно подойти ко дворцу царя и рассказать
