Константин Ривкин - Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем

В то же время были достаточные основания считать, что встречи защитников с клиентами в условиях следственных изоляторов подвергаются постоянному не только визуальному (что не возбраняется), но и техническому слуховому контролю (что категорически запрещено). Вряд ли является случайностью закрепление в московских изоляторах за нашими подзащитными постоянно одних и тех же кабинетов для свиданий с адвокатами. Однажды я прибыл в СИЗО «Матросская Тишина», когда такой кабинет был занят другими адвокатами, работавшими по своему делу. После чего сотрудник изолятора попросил их сменить помещение, чтобы я смог увидеться с Лебедевым, несмотря на то, что на этаже было достаточно других свободных кабинетов. Комментарии, как говорится, излишни.

Такими же наблюдениями, полагаю, мог бы поделиться едва ли не каждый из защитников из числа работавших по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. К примеру, в одном из своих выступлений в Хамовническом суде Юрий Шмидт поведал следующую историю. После вынесения первого приговора, в августе 2005 года, Ходорковский и его адвокаты занимались изучением протокола судебного заседания по делу, когда вдруг неожиданно было вынесено постановление об ограничении срока такого ознакомления. А буквально за два дня до этого на свидании в следственном изоляторе Ходорковский сказал, что он решил написать заявление о выдвижении своей кандидатуры на дополнительных выборах в Государственную думу. Далее дословно цитирую Шмидта, чьи слова наполнены явным сарказмом: «В тюрьме, естественно, обеспечена полная звукоизоляция… но остается фактом, что едва мы переговорили на эту тему, как вышло постановление об ограничении срока об ознакомлении с протоколом».

Твердо убежден, что такого рода прослушивание имеет определенную распространенность, особенно по так называемым резонансным делам. Чтобы далеко не ходить за иными примерами, скажу, что я вместе с несколькими своими коллегами, которые в случае необходимости смогут подтвердить сказанное, как-то принимал участие в деле, где в ходе расследования речь шла о законности действий целого ряда следователей, кому грозила уголовная ответственность. И в их показаниях открыто фигурировали данные о контроле переговоров лиц, встречающихся в следственных кабинетах СИЗО.

Кстати, доказательства использования такого рода незаконных методов контроля за защитниками поступают регулярно. Например, уже во время написания этой книги мой коллега по Совету Адвокатской палаты г. Москвы Роберт Зиновьев, являющийся председателем комиссии по защите профессиональных и социальных прав адвокатов, ознакомил меня с некоторыми документами, касающимися уголовного дела, связанного с противозаконным преследованием защитника Б-ва и впоследствии прекращенного по причине отсутствия состава преступления[49]. Среди них имеется указание следователю со стороны и.о. руководителя управления процессуального контроля ГСУ СК РФ по г. Москве о том, что предстоит сделать в ходе расследования. Наше внимание привлек следующий пункт: истребовать в следственном изоляторе сведения о том, проводилась ли аудио– и видеозапись во время свидания арестованного и Б-ва.

О чем тут, собственно, говорить, если в обвинительном заключении по второму делу Ходорковского и Лебедева приводились категорические утверждения о содержании конфиденциальных бесед наших доверителей со своими адвокатами в условиях следственного изолятора. По этому поводу защита в одном из адресованных суду заявлений указывала, что данный факт не оставляет сомнений в использовании стороной обвинения методов незаконного прослушивания разговоров, осуществляемых так называемыми средствами сертифицированного контроля.

Не менее категоричен в своей уверенности и координатор команды защиты на первом процессе адвокат Генрих Падва: «Конечно, мы понимали, что в связи с личностью нашего подзащитного к нам привлечено особое внимание не только со стороны общественности, но и со стороны некоторых правоприменительных органов, что, несомненно, наши переговоры прослушивались и за нами тщательно следили…» А вот для дополнения картины еще одно его наблюдение, связанное с днями, когда он попал в больницу накануне кассационного разбирательства в Мосгорсуде: «Возле больничного корпуса, где я лежал, стояла машина с длинными антеннами, у входа и по вестибюлю ходили “люди в штатском”» [50].

По мнению защиты, о нарушении тайны электронной переписки, помимо прочего, свидетельствовали заготовленные государственными обвинителями заблаговременно возражения на наши озвучиваемые в суде процессуальные документы, проектами которых накануне обменивались их составители по электронной почте. Да и фиксируемые компьютерными программами несанкционированные попытки проникнуть на почтовый сервер или что-либо скопировать из хранящейся в компьютере информации порой зашкаливали. К этому также нужно быть готовым любому, особенно тем, кто имеет представление о том, что такое СОРМ – «система технических средств по обеспечению оперативно-розыскных мероприятий на сетях телефонной, подвижной и беспроводной связи и персонального радиовызова общего пользования». Существование таких мероприятий и средств вряд ли является секретом для «продвинутых» пользователей компьютерной техники, тем более что об этом несложно достаточно много прочитать в открытом доступе, например в широко известной «Википедии». Здесь, к примеру, можно ознакомиться с такими откровениями: в российской СОРМ спецслужба самостоятельно, без обращения в суд, определяет пользователя, которого необходимо поставить на контроль, и также самостоятельно это осуществляет. Для непосредственного прослушивания разговоров решение суда официально требуется, но для получения другой информации (например, о фактах совершения вызовов) санкции суда не требуется; в то же время технических ограничений на прослушивание разговоров нет, и это может создать почву для злоупотреблений со стороны отдельных сотрудников правоохранительных органов[51].

Поэтому о тайне телефонных переговоров и вовсе говорить смешно. Как-то раз по приезде в Читу коллега – адвокат Владимир Краснов приобрел местную SIM-карту и вставил ее в свой мобильный телефон. Уже утром следующего дня раздался звонок одного из членов следственной бригады, начавшего выяснять планы защитника по явке в прокуратуру. На удивленный вопрос Краснова следователь, несколько стушевавшись, сказал, что этот номер телефона он нашел в числе ранее записанных со слов адвоката. Комментарии, как говорится, излишни.