Михал Гедройц - По краю бездны. Хроника семейного путешествия по военной России
По окончании лицея кадеты могли рассчитывать попасть в одну из офицерских кадетских школ Второго польского корпуса в Италии. Там после полугода интенсивного специализированного обучения свежеиспеченные кадеты-офицеры получали назначение в часть, обычно они могли сами выбирать полк.
В обычных обстоятельствах возраст учащихся в нашей школе был бы от 12–13 лет при поступлении до 17–18 лет на выпуске, почти такой же, как в Королевском военно-морском колледже в Дартмуре до 1955 года. Любопытно, что британское лейбористское правительство того времени подняло возраст поступления в Дартмур до 18 лет на том непостижимом (по крайней мере, для автора этих строк) основании, что поступление в возрасте 13 лет подчеркивает классовые различия. Я здесь отклоняюсь от темы, поскольку наша школа тоже стала жертвой аналогичной попытки социальной инженерии. К этой теме я еще вернусь.
Но, конечно, ситуация, в которой мальчики выходили из советского плена, была далека от нормальной. На учебном фронте практически все поступающие отставали как минимум на два года. В моем взводе нормальный возраст при поступлении был бы 15–16 лет. В действительности средний возраст моих товарищей был около 18 лет. В феврале 1944 года мне было всего 15, и это создавало определенные проблемы.
* * *Моим первым впечатлением от шестой роты был идеальный порядок спальной зоны. Значительное число кадетов, страдавших от малярии, размещалось в казармах, но большинству уже разрешили жить в палатках. Насколько я понимаю, это были индийские армейские палатки, просторные и чистые. Идеальное геометрическое расположение — четыре взвода в четырех палатках в ряд — способствовало поддержанию чистоты и порядка. Вокруг палаток мгновенно появились садики, разбитые по собственной инициативе любителями работы на земле. Садоводство здесь требовало большой любви, поскольку лагерь находился на краю пустыни Негев, где растениям приходилось долго приспосабливаться к климатическим условиям и их нужно было часто поливать. Фаворитами здесь были эвкалипт и касторовый боб.
Столовая занимала центральную казарму. Мебель сводилась к самому необходимому: для еды было вполне достаточно, а для прослушивания радио и самостоятельных занятий, которые происходили здесь же, обстановка была более или менее подходящей. Работали здесь арабы из местных, а начальниками над ними были две дамы-польки не первой молодости из ATS. Кадеты выяснили, что арабские официанты имели вкус к польской обсценной лексике и, естественно, одобряли эти лингвистические упражнения. Вражда между официантами всячески поощрялась в надежде, что в разгар ссоры антагонисты прибегнут к изощренным польским ругательствам. Мы упивались этими моментами — хотя, конечно, и посматривали на начальниц из ATS.
Меня поразило, что мои новые товарищи были одеты с иголочки: они уделяли огромное внимание собственной внешности. К этому располагали послабления в форме одежды, соответствовавшие офицерским стандартам, которые стали возможными благодаря нашему заботливому сержанту-квартирмейстеру. Мое тегеранское снаряжение и форма не соответствовали этим несколько завышенным требованиям, и шестая тут же пришла к выводу, что надо спасать репутацию и что-то со мной делать. Квартирмейстер решил эту проблему за несколько дней. Но даже в моей красивой новой одежде я был всего лишь юнаком — молодым солдатом на испытательном сроке. Все, кто пришел позже, проходили испытательный период в три-четыре месяца. Испытуемый должен был быть настороже. К нему присматривались и коллеги, и начальники. Ощущение было не из самых приятных.
В первый же день, когда я познакомился с другими семью кадетами своего отделения, мне напомнили о том, что я ущербен вдвойне — мой статус ниже, и я слишком юн. Тон приветствия — не более чем корректный — был задан самым заметным членом группы, Стасем Качковским. Он был невысок, великолепно сложен и одарен классическим профилем, который он при каждом удобном случае демонстрировал. Ему было девятнадцать, и он был самым старшим кадетом в шестой роте, если не во всей школе. Тем утром лицом к лицу встретились величайший и ничтожнейший.
Разница в возрасте создавала проблемы в гимнастическом зале и на игровом поле. Я был физически развит и обладал хорошей координацией, но был ниже ростом и слабее своих товарищей. Я чувствовал, что рискую стать ротным талисманом. А эту роль я не готов был даже рассматривать. Проблема разрешилась сама собой, когда я начал показывать хорошие академические успехи. Мои позиции укрепились еще больше, когда мои товарищи постарше обнаружили, что я с удовольствием готов делиться своими знаниями.
Основной костяк наших преподавателей состоял из опытных довоенных учителей, все они были трогательно преданы стоявшей перед ними задаче: интеллектуальной реабилитации молодых людей, спасенных из плена. Наряду с этими профессионалами армия предоставила в распоряжение школы пеструю команду одаренных и зачастую эксцентричных людей с положением: университетских профессоров, писателей, одного или двух чиновников высокого ранга, не говоря уж о выдающемся довоенном актере и режиссере. Они вносили некоторое оживление и способствовали созданию атмосферы студенчества. Наружность наших учителей не всегда соответствовала образу воина, но кадеты относились к этому снисходительно. Британские учителя, все как один из Корпуса образования, напротив, привносили стандарты военного шика, сопоставимые с нашими собственными. То же в целом относилось и к нашему военному командованию, но они, как правило, были постарше (недобрый остроумец заметил, что с большинства из них при ходьбе сыпалась труха). Офицеры помоложе были нужны на итальянском фронте. А мы тем временем наслаждались преимуществом более зрелого руководства.
Самая сложная, почти непосильная задача стояла перед доктором Витом Тарновским, известным врачом: можно представить себе физическое состояние его подопечных, лишь недавно вернувшихся из Сибири. На нем лежала ответственность не только за их реабилитацию, ему приходилось следить за тем, как повышается планка требований преподавателей физкультуры, чтобы сила и выносливость молодых людей не истощились. Схема реабилитации доктора Тарновского имела оглушительный успех. Через два года школа начала выигрывать матчи у старших команд крупных подразделений вооруженных сил союзников. Доктор всегда посещал домашние матчи: увидеть победу своих кадетов было для него лучшей наградой. Но этим его достижения не исчерпывались. Он был воистину человек Возрождения: признанный специалист по творчеству Джозефа Конрада и сам писатель. И такого масштаба людей генерал Андерс собрал, чтобы обучать своих кадетов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});