Джон Эш - Византийское путешествие

Каково бы ни было его назначение в прошлом, этот искусственный водоем до сих пор пользуется огромным уважением местной публики, поддерживающей здесь просто идеальную чистоту: я был изумлен, увидев, что, несмотря на огромное количество пьющих и закусывающих в тени деревьев людей, здесь совсем нет мусора. Пожалуй, подобное возможно лишь там, где дефицит чистой воды и деревьев заставляют их ценить. Древние ивы, преграда для нестерпимого полуденного солнца, протягивают свои ветви над бассейном. А на дне его, покрытом ярко-зеленым ковром водорослей, стайки форелей спешат полакомиться кусочками хлеба, которые кидает им восторженная детвора.

Вечер, страшный вечер

В своем описании царствования императора Никифора II Фоки Лев Диакон позволяет себе отступление, необычное для византийских историков, редко опускавших свой взор на простых людей. Он замечает, что многие называют каппадокийцев «пещерными жителями», поскольку «тамошний народ скрывается в пещерах, расщелинах и подземных норах-лабиринтах». Видимое подтверждение этого странного обычая можно обнаружить в пустынной равнине к северу от Нигде.

Под деревнями Деринкюю и Каймакли находятся обширные помещения, соединенные лабиринтами узких коридоров, пандусами и винтовыми лестницами, уходящими в глубь скалы не менее чем на двадцати уровнях. Они снабжены вентиляционными шахтами глубиной в шестьдесят метров и, как говорят, связаны между собой широкой подземной дорогой длиной в девять километров. В народе их называют «подземными городами»; считается, что «город» Деринкюю мог вместить двадцать тысяч жителей. Эти выдающиеся инженерные сооружения вызывают всеобщее любопытство, но что-то здесь явно не так. Однажды я спустился в Деринкюю и вряд ли по доброй воле пойду туда снова. Добравшись до восьмого уровня (самого нижнего из расчищенных), я понял, что слово «город» в данном случае не годится: одно дело высеченные в скалах деревни, имеющие выход во внешний мир, и совсем другое, когда люди – даже те из них, кто живет в исключительно стесненных условиях пограничной зоны, – постоянно пребывают в тесных и мрачных помещениях, напоминающих клетки для животных. Если они действительно так поступали, то наверняка были безумцами.

Стены бесконечной череды комнат и коридоров высечены настолько грубо, что любое соприкосновение с ними при падении неизбежно приводит к ссадинам. На стенах нет украшений и, что еще более показательно, надписей. Если, как утверждает легенда, которой потчуют туристов, тысячи людей годами укрывались в этих подземельях, пока арабские армии проходили над их головами, они, безусловно, должны были выцарапать на каменных стенах свои проклятия врагам и мольбы об избавлении от заточения. Но никто этого не делал, и «города» выглядят скорее как временные убежища и склады для жителей окружающих деревень в трудные времена – византийский вариант бомбоубежищ. Они свидетельствуют о страданиях христианского населения Каппадокии с начала VII и вплоть до середины IX века, когда отряды халифов и их союзников беспрепятственно перемещались по Анатолии. В византийских хрониках мы часто читаем о разрушенных крепостях и городах, о бандах кочевников, возвращающихся на арабскую территорию с награбленной добычей, и потому каппадокийцы предпочитали зарываться в землю и горы, только бы не покидать родные места. Народные песни каппадокийцев, пережившие девять веков, воспевают защищавших родину воинов и оплакивают судьбу женщин. В них запечатлена очень мрачная картина жизни тех лет. В одной из песен акрит возводит з́амок. Он строит двойной, потом тройной рубеж стен; вбивает в дверь крепкие гвозди, чтобы не пропустить Смерть, но, обернувшись, видит ее у себя за спиной, внутри замка. Жена акрита начинает торговаться с незваной гостьей и сулит ей вместо мужа пятерых детишек. Но Смерть не знает пощады и забирает акрита, а супругу его предупреждает, что та попадет в ад, если впредь не будет делать людям добро. Другая песня рассказывает о Константине (герой множества произведений местного фольклора), который женится в мае и в честь этого события сажает виноградную лозу, но вскоре уходит на войну. Тогда его злые, словно демоны, мать и сестра (истинные наследницы Клитемнестры и Медеи) обрезают молодой жене волосы и уводят ее на отдаленное пастбище, где она отныне должна жить в обществе одних лишь овец и коз. Возвратившись через двенадцать лет, Константин спрашивает: «Где моя возлюбленная жена?» А мать спокойно отвечает: «Она давным-давно умерла».

Есть несколько вариантов этой песни. В одном из них Константин отказывается верить и, заподозрив неладное, спрашивает у матери, как следует наказать того, кто обманул его, если жена на самом деле жива и он приведет ее домой. «Отсечь обманщику голову», – отвечает мать. И Константин, найдя жену, вынужден это сделать.

Особенно леденит душу следующий поворот сюжета: жена или возлюбленная отправляется искать Яннакоса (уменьшительная форма от имени Константин), а находит лишь его члены, разбросанные врагами по склону холма:

«Они отрезали его руки по суставам,Отделили ноги в коленях.Вечер, страшный вечер,И солнце садится…»

Белый путь

К северу и востоку от Деринкюю ландшафт, образно выражаясь, становится еще более скомканным и складчатым; вся местность исполосована резкими тенями розового, белого и желтого цвета. Между складками скал лежат узкие плодородные долины, где растут дыни, тыквы, яблоки и виноград. Каппадокийские яблоки тверды, сладки и глянцево-красны, а каппадокийские вина, которые высоко ценил Руми, легки и благоуханны. Крутые склоны долин испещрены точками голубятен, в полях непрестанно мелькают тени этих птиц. Как и столетия назад, крестьяне собирают голубиный помет и используют его в качестве удобрения, что, несомненно, повышает качество яблок и вина.

Двигаясь на восток в сторону Юргюпа, замечаешь, что долины становятся непригодными для земледелия, так много в них остроконечных скал. Эти конические скалы прославили каппадокийский пейзаж и породили среди туристов настоящую «манию аналогий»: их сравнивают с обелисками и колоннами, минаретами и церковными шпилями, с обиталищами ведьм, дымоходами, палатками кочевников и мечами. Гораздо реже отмечается, что многие скалы напоминают фаллосы с оттянутой крайней плотью и мощными тестикулами. В огромном естественном скульптурном парке – то волшебно-изящном, то гротескно-непристойном – странник блуждает в постоянном изумлении, но всю красоту пейзажа трудно передать словами, а где слова тщетны, там порой господствует фотография. Однако, вырванные из контекста окружающей среды, скальные образования напоминают о других планетах. Их надо видеть окруженными со всех сторон безбрежно чистыми далями Анатолийского плоскогорья. Например, перед поворотом дороги на юг к Юргюпу расположены три высоких стройных конуса, увенчанных щегольски нахлобученными каменными шапками. Поначалу они производят впечатление причудливых имбирных пряников, но лишь до тех пор, пока далеко на востоке не замечаешь нависшую над горизонтом, как призрак, огромную вершину горы Эрджиес.