Владислав Дворжецкий. Чужой человек - Елена Алексеевна Погорелая
Что же касается внука Кашириной Петушка… Если к нему присмотреться, окажется, что он отвечает не только за музыку фильма, но и за целый предметно-символический ряд. Он расстреливает (неродного) деда из игрушечного автомата – а Никитин – Дворжецкий с горьким смехом открывает грудь, ясно понимая, что виноват. Он создает музыку, а потом отнимает ее. Он, наконец, стоя на табуретке, как это было в ходу у советских детей, читает стихотворение Р. Рождественского (за которое, собственно, маленького Валю Карманова и выбрали на роль Петушка: так ярко и выразительно он прочел его на пробах) – стихотворение про маленького человека, лучше, чем какие-либо суждения и осуждения, выражающее то, что происходит сейчас с героем Дворжецкого. Кстати говоря – бывшим офицером, комбатом, фронтовиком:
На Земле
безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам – шинель…
…А когда он упал —
некрасиво, неправильно,
в атакующем крике вывернув рот,
то на всей земле
не хватило мрамора,
чтобы вырубить парня
в полный рост!
Никитин, как бы говорит Салтыков, действительно упал – «некрасиво, неправильно», но упасть под ударом любви – не позор.
3
Любовная атмосфера картины способствует и реальным романам. Актеры влюбляются друг в друга, в поклонников, в членов съемочной группы… Вот и Дворжецкий, познакомившись с Мордюковой, сразу оказался захвачен ее обаянием – внутренней силой, огнем, остроумием, темпераментом. Разница между ними составляла четырнадцать лет, но ее как будто бы не ощущалось – оба были уже зрелыми, состоявшимися, харáктерными артистами, оба бережно относились к игре друг друга, и Дворжецкий потом вспоминал, как поддерживала его Мордюкова на съемках, как иронизировали они над особенностью режиссеров снимать эпизоды не по порядку (ибо придерживаться хронологической логики в киномире почему-то считалось непрофессиональным): «В фильме „Возврата нет“ мы с Мордюковой сначала расходились, а в любви объяснялись потом, месяцев через шесть…»[148]
Вообще, несмотря на чрезвычайно серьезный уже опыт съемок, Дворжецкий по-прежнему с глубоким почтением относился к своим знаменитым партнерам по фильму, Баталову и Мордюковой. Учился у них – в первую очередь тому, в чем чувствовал себя недостаточно уверенно перед камерой: импровизации, ситуативному актерскому экспромту. С Мордюковой в этом смысле было непросто, но увлекательно. По воспоминаниям коллег по съемочной площадке, она работала с неуемной фантазией, и никто не знал, как она будет играть в сцене в следующий момент. Может быть, потому, что драма, которую Дворжецкий и Мордюкова играли, сама творилась в момент исполнения?.. Салтыков, обозначив задачу – снять фильм о любви, – о том, какая это любовь, задумывался непосредственно в процессе. В процессе съемок, в процессе развития отношений героев… Готовых ответов его мелодрама – в отличие опять же от повести Калинина – не содержала, и оттого артистам было особенно интересно строить и создавать на экране сложный мир чувств, ощущений, страстей, оттенков, полутонов.
В случае Дворжецкого и Мордюковой налицо явное взаимное понимание и дополнение. Мордюкова – человек солнечного, Дворжецкий – лунного света; Мордюкова любит говорить, Дворжецкий – слушать; Мордюкова – импровизировать, Дворжецкий – подхватывать импровизацию. Им интересно и хорошо вместе, их близость заметна друзьям и прочим артистам… Однако как же быть с той, кто ждет Дворжецкого в Москве, – как быть с манекенщицей Ираидой?
Однажды артисты отправляются в городской магазин – за подарками для родных и друзей. Дворжецкий выбирает женское платье. Мордюкова спрашивает прямо: «У тебя кто-то есть?» Дворжецкий отвечает уклончиво: ну, там… Сам, видимо, он до конца пока что не определился, что за отношения связывают его с Ираидой – мимолетный роман на общей территории или же нечто большее? (Платье в любом случае не помешает: Дворжецкий, обладавший тонким вкусом, любил дарить женщинам одежду, правда, преимущественно собственной вязки; но мы же не знаем, что там было за платье, возможно, оно произвело впечатление…) Для Мордюковой этого оказалось достаточно: как говорила ее сестра Людмила, которая во время съемок жила с Мордюковой и успела подружиться с Дворжецким (как-то они даже варили вместе раков, присланных Мордюковой преданными поклонниками-станичниками), «Нонна была очень щепетильная и никогда не вклинивалась в чужие отношения»[149].
И мириады звезд в безводном океане
Мигали холодно в бессчетном караване,
И оскорбителен был их холодный свет:
В нем не было былых ни ласки, ни участья…
И понял я, что нет мне больше в жизни счастья,
Любви возврата нет!..
Так получилось, что в 1973 году, накануне своего второго официального, а по сути – третьего брака, Дворжецкий играет в двух фильмах, которые единственные в его актерской карьере можно охарактеризовать как любовные драмы. И если первый из них, собственно «Возврата нет», именно как любовная драма и был задуман, то «Открытая книга» В. Фетина такой стала только благодаря тому, как исполнили свои роли Дворжецкий и Л. Чурсина.
Потому что вообще-то «Открытая книга» (двухсерийный фильм по роману В. Каверина) должна была быть производственным романом – может быть, с некоторыми элементами авантюрного приключенческого жанра, в который укладывается история с дуэлью, с похищенной рукописью и т. д. Главная героиня Таня работает над бактериологическими исследованиями в одной из первых советских лабораторий и вскоре становится известна как изобретательница пенициллина; однако подталкивает ее к исследованиям – и Фетин, так же, как и Салтыков, снимающий в главной женской роли свою молодую жену, заостряет на этом внимание – не что иное, как любовь. Любовь к профессорскому сыну, начинающему врачу Мите Львову, который при их первой встрече чуть не застрелит ее, деревенскую девочку, спрятавшуюся за деревом (интересно же!) поглядеть на
