Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов

из них — 12 ноября. В связи с этим встал вопрос об увеличении английского военного персонала на советском Севере. «Г-н Молотов настаивал на том, чтобы Правительство Его Величества согласилось с тем, чтобы количество британского военного персонала в Северной России не превышало количества советского военного персонала и персонала торгового представительства в Англии»[591]. Сталин жестко ответил, что «намерение направить в СССР северные конвои не является ни обязательством, ни соглашением, а всего лишь заявлением, от которого, как можно понять, британская сторона может в любой момент отказаться», а подавляющая часть британского персонала «уже в течение многих месяцев обречена на праздность» и также пытается «путем подкупа завербовать некоторых советских граждан в разведывательных целях». Черчилль счел, что этот ответ, как он поведал Рузвельту, «не совсем то, что можно было надеяться получить от джентльмена, ради которого мы идем на неудобную и дорогостоящую операцию». Черчилль задержал выход конвоев и вернул телеграмму только что назначенному послом Гусеву. Фон для начала Московской конференции был далеко не безоблачным. Англо-американцы готовились к жесткому торгу. Визит американской делегации, к которому подстраивал дату своего прибытия в Москву и Иден, несколько раз откладывался.

Наконец 19 октября министры иностранных дел «Большой тройки» впервые встретились за одним столом в особняке НКИД на Спиридоновке. Иден весьма точно описал приоритеты трех сторон на Московской конференции. «Русские были озабочены открытием второго фронта в Европе весной 1944 года. Сердцу Хэлла ближе всего была Декларация четырех держав о целях войны и международной организации по поддержанию мира. Моей целью было соглашение о создании механизма для консультаций между союзниками по европейским вопросам, связанным с войной, по мере того как они на нас надвигались… Я также хотел обсудить некоторые европейские проблемы с Молотовым и выработать, если возможно, общую политику на Балканах»[592]. В начале создавали прецеденты процедуры. Молотов предложил председательствовать поочередно.

— Если бы председатель каждый день менялся, то это было бы равносильно тому, как если бы каждый день менялось командование армии, — не согласился Хэлл[593].

Молотов занял привычное для него — пусть не на международных конференциях — председательское место и стал вести заседания, выражаясь современным языком, в технократической манере: строго по повестке и обсуждая формулировки представленных сторонами документов и поправки к ним. Кларк Керр писал: «Молотов вел заседания с устойчивым тактом, мастерством и растущим хорошим юмором, откладывая любой вопрос, который грозил обострением, и возвращался к нему, когда колючки были извлечены в ходе разговоров за едой и вином. То, как он вел дискуссии, вызывало наше уважение, а в конце еще и восхищение»[594].

Главную проблему начала переговоров описал Иден: «Во время нашей первой формальной встречи 19 октября комната была достаточно теплой, но господин Хэлл любил работать при температуре около 90 градусов (32 по Цельсию. — В. Н.), и он послал за пальто. Русские как гостеприимные хозяева отреагировали, и на следующем заседании стояла такая жара, что я думал, что потеряю силы. К счастью, три Державы сумели договориться о компромиссной температуре»[595].

«Меры по сокращению срока войны были поставлены на вершину повестки дня, и Молотов сразу же расчехлил свои батареи»[596], — заметил Иден. Нарком раздал записку с первыми пунктами советского проекта повестки: как ускорить открытие второго фронта, предложить Турции вступить в войну, а Швеции передать в распоряжение союзников свои военные аэродромы. Союзников приятно удивило смягчение тона по второму фронту. Британский министр сообщал в Лондон, что «мы очутились в неожиданно спокойных водах… Нет никаких обвинений насчет недавнего прошлого»[597].

20 октября слово было предоставлено военным — британскому начальнику штаба и министру обороны Исмею и секретарю Объединенного штаба США Джону Дину. Они описали подготовку к военной операции в Северной Франции, которой Молотов дал высокую оценку. 21-го рассматривали американское предложение о Декларации четырех держав. Москва не была уверена, что в их числе должен быть гоминьдановский Китай[598]. «Включение Китая в ряды великих держав занимало огромное место в умах Хэлла, как и Рузвельта, — свидетельствовал приехавший в Москву уже в качестве посла Гарриман. — … Потребовалась неделя, чтобы добиться согласия Молотова, да и то после того, как Хэлл в частной беседе сообщил ему, что исключение Китая будет иметь “самые ужасные последствия не только на Тихом океане, но и для общественного мнения Соединенных Штатов”»[599].

21-го вечером Иден и Керр встречались со Сталиным и Молотовым. Иден объяснил, какого большого напряжения сил требуют конвои от английского военно-морского флота. «Было решено, что Молотов и я встретимся завтра, я передаю ему список наших требований, и мы посмотрим, можно ли прийти к соглашению»[600]. А после утренней встречи с Молотовым 22 октября британский министр информировал Черчилля: «Разговор с Молотовым прошел хорошо. Он согласился на выдачу виз новым людям, которые нам нужны, и пойти навстречу по другим небольшим вопросам, касающимся конвоев. Эсминцы теперь могли отправиться в путь»[601]. На конференции в тот день говорили об Италии, где после высадки и успехов союзников было создано правительство маршала Бадольо.

— Демократизация итальянского правительства путем введения представителей антифашистских партий. Установление демократических свобод — свободы совести, свободы религии, свободы печати, слова, союзов, антифашистских групп. Ликвидация учреждений и организаций, созданных фашистским режимом и до сих пор не ликвидированных правительством Бадольо, — предлагал Молотов[602].

Эта позиция будет подтверждена в заключительной «Декларации об Италии».

По вопросу о том, расчленять Германию после войны или нет, не удалось прийти к какому-либо определенному мнению. Зато единодушие проявилось в вопросе об Австрии. Резолюцию предложил Иден: незаконность аншлюса, желание видеть «восстановленной свободную и независимую Австрию», не снимая с нее ответственность за участие в войне на стороне Германии, что будет принято во внимание с учетом «ее собственного вклада в дело ее освобождения». Молотов идею поддержал, она позволяла вбить большой клин между Веной и Берлином. Конференция примет «Декларацию об Австрии». Зампред советского правительства выступил с предложением о создании комиссии в составе представителей трех стран для «предварительной совместной разработки вопросов, связанных с утверждением всеобщей международной организации». Этот пункт декларации конференции станет важной вехой на пути создания Организации Объединенных Наций.

27 октября Иден, Керр и генерал Исмей обсуждали со Сталиным и Молотовым операцию в Италии. «В тот же вечер Сталин отвел меня в сторону и завел разговор о Молотове, — записал Иден. — Если он не сможет выезжать на конференцию за пределы России, то, как он сказал, это не смертельная проблема, поскольку Молотов пользуется его полным доверием;