Ирвинг Стоун - Происхождение

После того как дядя Джоз вышел, они с Эммой направились в гостиную, где она сыграла ему несколько пьес Моцарта и Гайдна. Он поведал ей о своих сердцебиениях.

– Мне так жаль тебя! – В ее голосе звучало неподдельное чувство. – Ты должен больше отдыхать.

– Беда в том, Эмма, что отдыхать-то я как раз и не люблю. Кто это сказал, что человек страдает от своих добродетелей не меньше, чем от пороков?

– Да сам ты и сказал! А может, это лондонская жизнь для тебя чересчур тяжела?

– Так оно и есть. Но Лондон мне необходим, чтобы иметь возможность советоваться с учеными, пользоваться библиотеками Геологического общества, Линнеевского… бывать у издателей.

Три последующие недели он провел в Маунте в абсолютной праздности, наслаждаясь знакомыми шропширскими ландшафтами: катался на лодке по Северну, скакал верхом или бродил пешком. Единственным делом, которым он в это время занимался, было чтение гранок "Дневника" и замечаний Генсло с указанием орфографических и фактических ошибок, неизбежных во всякой большой рукописи. Ни о чем серьезном они в семье не говорили, если не считать вопроса о том, надо ли им всем ехать в Лондон в июне на коронацию королевы Виктории.

Отец справился у него об Эразме и скорчил мину, узнав, что тот, в свои тридцать три года, находит путешествие дилижансом от Лондона до Шрусбери слишком утомительным.

– Он любит хорошее общество. Хозяин – это он так себя называет. Вот смысл его жизни. Правда, при этом он любит, чтобы, как только часы пробьют двенадцать, гости расходились по домам. Ему было бы неприятно, если бы утром, за завтраком, надо было лицезреть кого-нибудь рядом с собой.

– Включая и жену?

– В первую очередь.

– Чарлз, надеюсь, ты не таков?

– Отнюдь. Просто из-за работы у меня нет времени даже для того, чтобы подумать о женитьбе.

– Тебе скоро тридцать. С этим не надо тянуть. Если ты поздно женишься, то сам лишишь себя большого настоящего счастья.

…Вернувшись к себе на Грейт Мальборо-стрит, Чарлз убедился, что с трудом может теперь сосредоточивать свое внимание на работе, настолько все его мысли были заняты Эммой Веджвуд. Ее образ неотступно преследовал его не только днем, но и ночью. Какой он все-таки безнадежный дурак, что до сих пор не сделал ей предложения! Но он сделает это – и весьма скоро. Ведь он понял, что любит ее, что для него она – единственная женщина в мире. И как только он найдет нужные слова, он вернется в Мэр-Холл во что бы то ни стало. Больше уж он не смалодушничает.

Забвение Чарлз смог найти, только углубившись в работу по геологии. Он начал статью о "дорогах", или "террасах", которые ему довелось наблюдать в Глен-Рое. В мае появилась первая часть серии "Млекопитающие" Джорджа Уотерхауса – на шестнадцать страниц приходилось десять иллюстраций. В июле вышла из печати первая часть из серии "Птицы" Джона Гулда с десятью превосходными цветными вкладками. Итак, его "Зоология" продвигалась вперед.

В Общество на его имя поступил экземпляр только что вышедшей книги Лайеля "Элементы геологии". Сам Лайель гостил в это время в Киннорди, у родителей в Шотландии. Проглотив разом весь том, Чарлз тут же написал другу о своих впечатлениях: "Я прочел все от корки до корки и полон восхищения… Нам необходимо поговорить о Вашей книге. Ведь если не иметь возможности обсудить прочитанное, чтение лишается всякого удовольствия. Во многих местах я испытал нечто вроде досады при мысли о том, сколько борьоы и усилий понадобилось геологам для доказательства того, что, по-Вашему, представляется столь очевидным…"

Одна строка в лайелевском предисловии, однако, встревожила его не на шутку. Опубликование дарвиновского "Дневника", говорилось там, задерживается, к большому разочарованию научного мира, "из-за неготовности Роберта Фицроя завершить остальные тома в серии". Чарлз понимал, что Лайель тем самым делает ему комплимент, но его тревожила возможная реакция Фицроя. Оставалось надеяться, что капитан не прочтет книги, но надежда эта была весьма слабой: Фицрой покупал все сколько-нибудь значительное по научной части…

И действительно, через несколько дней в квартиру Дарвина кто-то нетерпеливо постучал. Открыв дверь, Симе пропустил капитана Фицроя высокого, поджарого и элегантного в длинном синем пиджаке и таких же брюках и жилетке дымчато-жемчужного цвета. Отложной воротник прикрывал галстук, повязанный свободным узлом по последней моде; на голове красовалась непривычного фасона гамбургская шляпа. Хотя он по-прежнему оставался на флоте, но получал половинный оклад и не имел под своим началом судна. Лицо его было явно темнее обычного – от душившей капитана ярости.

– Капитан Фицрой! Как приятно вновь видеть вас после столь долгого перерыва, – приветствовал его Чарлз.

– Я здесь не ради удовольствия. Меня оскорбили, затронута моя честь! С этими словами он протянул Чарлзу книгу Лайеля. – Вы видели этот выпад против меня?

– Да, капитан, и глубоко сожалею о нем.

– Сожалеете? Да вы, скорей всего, его и спровоцировали!

Глаза Чарлза засверкали.

– С какой это стати?

– Чтобы доказать всему ученому миру, что вы – работяга, а я – лентяй, и к тому же безответственный.

– Никто не мог бы сказать о вас подобное, сэр! Вы – один из самых преданных делу и добросовестных людей, каких я встречал в жизни.

– И все-таки вы позволили Лайелю публично оскорбить меня?

– Даю вам слово, что не видел этого предисловия до публикации. А если бы видел, то убедил бы его снять всякое упоминание о наших книгах. Симе, посмотри, не осталось ли у нас бренди?

– Обратившись снова к Фицрою, он произнес примирительно: – Садитесь, прошу вас! Давайте обсудим все, как положено между старыми друзьями. Вы, знаете, что я никогда не обидел бы вас. Понятия не имею; зачем Лайелю понадобилось написать эти строки, но я опровергну их.

– Каким образом? – Вопрос прозвучал весьма холодно. – Сообщив, что вы пишете и за себя, и за капитана Кинга и что, если бы мне пришлось писать оба тома, я не закончил бы работу раньше чем через год или даже два.

Успокоившись, Фицрой принял рюмку бренди из рук Симса, которого он хоть и с опозданием, но узнал. – Что же, хорошо. Ноя хочу, чтобы вы сказали Лайелю, что я возражаю против его инсинуаций и требую, чтобы это место было изъято из последующих изданий.

В первый раз после того, как Фицрой ворвался к нему, Чарлз позволил себе улыбнуться.

– Никакого последующего издания не будет, прежде чем три наши тома появятся через .. год, как вы полагаете?

Фицрой наконец заговорил своим обычным голосом:

– Чтобы закончитьоба тома, мне осталось работы всего на несколько месяцев. Так что наши книги должны быть на прилавках магазинов в следующем году примерно в это же время.