Кристоф Рехаге - Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой

Идеи объединения Китая.

В конце третьего века до нашей эры, когда на берегу Средиземного моря римляне воевали с карфагенянами, в этой части мира уже закончилась борьба за власть. Из семи царств осталось только одно: царство Цинь. Его правитель, Ин Чжэн, победивший своих противников ловкостью и жестокостью, в 221 году до нашей эры присвоил себе титул Цинь Шихуанди – Первый Император Цинь. И, хотя его империя простояла всего четырнадцать лет, он, как никто другой, повлиял на историю Китая, создав модель империи, которой придерживались в стране последующие две тысячи лет.

Клятва в Персиковой роще, постройка канала императором Суй, стены империи Мин – все это были попытки защитить объединенный Китай, созданный Первым Императором много веков назад.

Я покидаю Терракотовую Армию и направляюсь в сторону могильного холма, который она охраняет. Мне нужно пройти два километра вниз по извилистой дороге, и я с любопытством смотрю по сторонам, так как именно этим путем я уже шел когда-то. Недалеко от своей цели я наконец замечаю справа красный дом гробовщика. Я стучу в дверь, но никто не отрывает.

Когда я захожу в соседний ресторан, хозяйка смеется: о да, она меня помнит, но вот бороды тогда не было, верно? Она звонит для меня гробовщику, и немного спустя он приезжает во двор на своем тракторе. На прицепе стоит гроб, покрытый красной тканью. Когда старик спрыгивает с трактора, мне бросается в глаза, что он ниже ростом, чем я думал. Но в своем черном китайском костюме и с серьезной улыбкой он выглядит все так же достойно.

– Это судьба, что ты меня здесь встретил! – Он кивает головой в сторону своего дома. – Еще три недели, и было бы поздно. – Теперь я знаю, что он имеет в виду запланированное расширение улицы. Я видел белую линию на земле. Кроме того, мы уже говорили об этом в прошлый мой визит. Мы тогда сидели здесь с его семьей и ели огромный арбуз, а я задавал вопросы один за другим. Как изменилась жизнь здесь после открытия Терракотовой Армии, стала она лучше или хуже? Не раздражают ли их автобусы с туристами, проезжающие туда-сюда у них под носом? Не скучают ли они по спокойной деревенской жизни?

Вся семья смотрела на меня как на идиота. Тогда старший сын взялся объяснить мне, что к чему. «Прогресс, – произнес он очень медленно и очень четко, – прогресс – вот ключ ко всему».

Этим он перефразировал лозунг о том, что Китаем управляют мечты и стремления. Он продолжал, и глаза у него светились: с прогрессом все понятно, если есть туристы, то появляются гостиницы, рестораны, магазины с сувенирами и транспорт, а в итоге всем от этого выгода. «И представь себе: скоро будут даже расширять улицу, чтобы она могла пропускать больше автобусов! Разве это не прогресс?»

И теперь это случилось.

– Куда вы переезжаете? – спрашиваю я, и гробовщик устало отмахивается:

– В соседнюю деревню. Мне придется там все строить заново, и я понятия не имею, как там пойдут дела.

Он вздыхает:

– Знаешь, что самое плохое?

Я уже догадываюсь.

– Компенсация, которую нам хотят выписать, – он презрительно кривит губы, – она слишком мала!

Бедный гробовщик.

На следующий день я направляюсь к источникам Хуаин, чтобы как-то подлечить свою зудящую ногу. Источники расположены недалеко от улицы, на склоне горы, и вот уже тысячи лет эта вода считается целебной, особенно при проблемах с кожей.

В них совершала омовения даже прекрасная Ян Гуйфэй. Она недолго прожила во дворце в качестве любимой наложницы. Когда в стране начались восстания, она ввязалась в политические интриги, чего император при всей любви к ней стерпеть все-таки не смог. По сей день ходят трогательные легенды о горьких слезах, которые он пролил после того, как повесил ее.

Некоторое время я ковыляю по парку среди павильонов, деревьев и источников и наконец нахожу здание, в котором можно арендовать небольшую купальную комнату. Мне выделяют комнату, отделанную мрамором и усыпанную фальшивым золотом. Она смотрится совсем безвкусно.

Я в восторге.

«Не желаю ли я девушку для сопровождения?» – осведомляется дама на входе, но, поскольку я колеблюсь и размышляю слишком долго, дверь захлопывается за мной, и я остаюсь наедине с ключевой водой. Конечно, горячая вода не спасет от грибка, даже если часами держать в ней ноги. Более того, если после этого ты собираешься пройти большое расстояние, то это только навредит: от воды кожа на ногах вздувается и становится мягкой.

Да-да, я знаю. Но в этой купальне очень приятно.

29 февраля я прихожу в Сиань. В течение нескольких последних километров мне кажется, как будто город на глазах вырастает из пыли. Сначала появляется автомобильный мост. Потом я подхожу к перекрестку, на котором два полицейских отчаянно пытаются наладить движение. В это время с обеих сторон улиц исчезают мастерские и кабаки, уступая место домам, которые становятся все выше и все ближе друг к другу. На глазах увеличивается поголовье рекламных щитов.

Я прохожу через ворота Чанлэ в городской стене и вижу стеклянные фасады высотных зданий, которые исчезают в небесах. Теперь мне нужно пробиться сквозь толчею на главной улице. Повсюду мелькают пестрые сумки, из ларьков с едой расползаются густые запахи, а у какой-то девушки сзади на штанах написано по-английски: «Вот и все, ребята!» Да, это в тему. Мое путешествие по империи длится уже почти четыре месяца, и это полторы тысячи километров между последним императорским городом и первым. Эта часть моего странствия позади.

Отсюда начинается дорожная сеть Великого шелкового пути!

И только вечером я вспоминаю, что за день сегодня. 29 февраля – это тот самый день, который мы с мамой хотели праздновать вместе каждые четыре года. В первый раз это случилось в 1996 году. Мне тогда было четырнадцать, мои родители как раз разводились.

Мама вдруг появилась в дверях моей комнаты и сказала: «Они должны уехать!»

«Они» – это прабабушка и прадедушка, мамины венгерские предки, которые в семидесятые сбежали из Трансильвании. Я называл нэгимама и нэгитата. Они были сморщенными и невыносимыми. С тех пор как они поселились у нас, наш дом превратился в поле боя: нэгимама, вечно орущая фурия, направо и налево раздавала оплеухи, а нэгитата после одной ссоры из-за громкости телевизора притащил к обеденному столу дубинку.

Двенадцать лет назад, 29 февраля, мы с мамой нашли единственный правильный выход: моего двоюродного деда в Айфеле. Все-таки он их сын!

Мы решили отвезти их к нему, хочет он того или нет. Итак, мы запихнули предков в машину. Когда мы ехали по шоссе, они держались за руки и тихо разговаривали между собой по-венгерски. Я попросил маму перевести, и она сказала, что речь идет о березах, мимо которых мы проезжали. Нэгимама и нэгитата узнали березы – деревья своей юности в Карпатах. И еще. Они были уверены, что мы сейчас привезем их в пустынное место и убьем.