Маршалы Наполеона. Исторические портреты - Рональд Фредерик Делдерфилд
Фортуна вновь улыбнулась Бернадоту. Не успел он прибыть в Париж после страшного позора, который претерпел в Ваграме, как оказался призванным (как единственный первоклассный полководец, оказавшийся в столице) выступить против англичан, опять высадившихся на северном побережье. Они, сконцентрировав свои силы во Флашинге, теперь садились на суда, отправляясь в так называемую Уолчеренскую экспедицию, которая обернется для них полной катастрофой.
Бернадоту даже не пришлось дать ни одного большого сражения. Среди английских войск, возглавляемых двумя глупцами, со страшной скоростью начала распространяться эпидемия лихорадки, и их батальоны буквально таяли на глазах французских отрядов, набранных Бернадотом в гарнизонных городах буквально с бору по сосенке. Десантом в 40 тысяч человек, то есть армией, численно превышающей ту, которая сражалась под Ватерлоо, командовали два олуха в форме: лорд Чэтем и его советник сэр Хью Пофем. Морские же силы возглавлял сэр Ричард Стречен. Неимоверная неразбериха и задержки, приведшие к краху этой жалкой экспедиции, дали повод для появления следующих забавных стишков.
Лорд Чэтем, из ножен вытянув шпагу,
Дожидается Ричарда Стречена,
А тот, на свою не надеясь отвагу,
Дожидается мистера Чэтема.
Время для высадки десанта было крайне неподходящим. Когда Великая армия сошлась в смертельной схватке с австрийцами на Дунае, английские солдаты страдали от безделья в своих казармах на берегу моря. Некий английский стрелок выразился по этому поводу следующим образом: «Когда Наполеон бил австрийцев под Ваграмом, мы били майских жуков в Диле». Английский флот отплыл к заболоченным берегам Шельды как раз в тот день, когда в Англию пришли вести о перемирии между Наполеоном и австрийцами. Узнав об этом, император приказал местным гарнизонам даже и не пытаться делать вылазки, а просто отсиживаться за крепостными стенами и ждать, пока англичане не будут истреблены лихорадкой. Его предсказание исполнилось в точности. Из 40 тысяч высадившихся на побережье англичан 35 тысяч прошло до их эвакуации через госпитали. 7 тысяч из них умерло, а многие другие остались инвалидами на всю жизнь. Бернадот, наблюдавший за тем, как тела английских солдат хоронят в гигантских траншеях, пришел к выводу, что ни одной унции пороха ему тратить не стоит. Когда последние солдаты из этого злополучного десанта, доковыляв до берега, начали грузиться на корабли, чтобы встретить смерть на родной земле, князь де Понте-Корво, пребывавший, как известно, в сугубой немилости, отправился в Париж, где был встречен с большими почестями. Кроме Брюна, он был единственным из французских полководцев, одержавших победу над англичанами.
Узнав о том приеме, который был устроен в Париже его спасителю, Наполеон нахмурился, несомненно втайне желая, чтобы победителем оказался кто-либо другой. Но императора поджидало еще одно огорчение. В Париж прибыла шведская депутация в поисках кандидатуры на роль наследного принца Швеции. Депутаты, собственно, уже приняли решение, остановив свое внимание на храбром маршале с орлиным носом, который так вежливо и великодушно держал себя с пленными шведами в Любеке три года назад. Король Швеции, отмечали депутаты, не только бездетен, но и непопулярен. Швеция же нуждается в храбром и высоком военачальнике, который реорганизовал бы армию и в случае необходимости повел ее на битвы. Во Франции храбрых военачальников в это время вполне хватало — ведь в страну возвращались люди из только что закончившегося дунайского похода. Однако кроме Бернадота никто из них не производил должного впечатления на шведов. Наполеон предложил им было несколько кандидатур, но те только отрицательно покачивали головами. Это означало: или Бернадот, или никто. Да к тому же разве Франции не будет полезно видеть француза на шведском троне?
Наполеон был втайне разъярен. Он попал в глупое положение и едва ли мог что-нибудь с ним поделать. На следующий год Бернадот и его миловидная жена Дезире упаковали свои чемоданы и отправились в новую для себя страну. В конце концов Бернадот оказался на шведском троне, и Дезире компенсировала себя за то, что судьба много лет назад отняла у нее Наполеона, отдавшего предпочтение Жозефине.
В конце 1809 года приготовления к свадьбе императора были в полном разгаре. Наполеон, горя от нетерпения, пытался даже научиться танцевать. Правда, каких-либо письменных подтверждений того, что уроки ему давал бывший учитель танцев Ожеро, не сохранилось. Возможно, маршал просто не предложил свои услуги. В эти дни он не стремился оказаться в центре внимания, пытаясь радоваться небольшому промежутку вполне заслуженных им тишины и спокойствия.
Когда стало известно, что Мария Луиза пересекла границу, нетерпение Наполеона взорвало все его представления о необходимости блюсти императорское достоинство, и он устремился в Суассон, где была предусмотрена встреча между женихом и невестой. И когда взволнованные придворные сообщили ему, что она уже находится на расстоянии в один день пути, он переоделся в обычную форму артиллериста и галопом поскакал к границе. Его сопровождал только один человек. Им был наш старый друг Иоахим Мюрат, король Неаполитанский, изобретатель поражающих воображение мундиров и зять жениха.
Погода была отвратительной, дождь лил как из ведра. Наполеону, который никогда не был хорошим наездником, наверно, было трудно состязаться с лучшим кавалеристом Европы. Они скакали по размытым дорогам — человек, вступавший в жизнь сыном адвоката, и человек, вступавший в нее сыном трактирщика. Теперь один из них стал императором, а другой — королем. Испуганные мэры и дети, репетирующие слова приветствия, видели, как мимо них летят два запыхавшихся, покрытых грязью всадника, и принимали их за вконец загнавших себя курьеров. В деревушке Курсель, где они прятались от ливня на церковном крыльце, Наполеон и Мюрат заметили громыхающую вдали карету невесты и тотчас же помчались в ее сторону. Шталмейстер, сразу же узнавший Наполеона, громко приветствовал его. Мюрат, усмехаясь, спешился и наблюдал за тем, как его шурин забирается в карету, чтобы запечатлеть звучный поцелуй на щечке невесты. Рядом с ней сидела в роли дуэньи супруга Мюрата. Свидетельств того, чтобы насквозь промокший король Неаполитанский выразил желание чмокнуть свою благоверную, также не сохранилось. Это особенно никого не удивило, поскольку всем были известны свары между супругами и весь неаполитанский двор потешался над теми пакостными проделками, которые они устраивали, чтобы досадить друг другу. Да, Мюрат получил свой трон, но скоро должен был признать правоту Шекспира, говорившего
