Тудор Аргези - Феодосий Видрашку
По мы должны внести некоторые уточнения в статьи этого американского пакта.
В документе не предусматриваются никакие санкции против нации-агрессора и не дается точного определения, когда именно нужно считать, что началась вооруженная агрессия. Не указывается также, по каким признакам отличать агрессию от оборонительной войны».
В другой таблете Коко сообщает о том, как ведут себя американцы в Бухаресте, в Плоешти и в других румынских городах. Где бы ни появлялись сыновья Нового Света, они учиняют дебоши, напиваются как свиньи и ведут войну с официантами, сторожами, поварами и счетными работниками. В Плоешти они устроили настоящий спектакль американской морали: разогнали зрителей в театре, побили всех участников балетного ансамбля, пустив в ход рамы от разбитых окон, зеркала, стулья. В главной гостинице столицы «Атене-палас» группа взбесившихся от алкоголя американцев избила до полусмерти прислугу гостиницы.
«Приезжайте к нам, господа американцы, — заключает Коко, — когда устанут от работы ваши кулаки, хватайте дубинки, пистолеты и карабины. Мы все перенесем— ведь какая честь получить по морде удар американского кулака! Мы телеграфно поздравим вашего Президента и Белый дом с геройскими поступками потомков дядюшки Сэма…»
И снова стихи:
«Моя душа — мой старый пес покорный, и часто, цепь бряцающую сняв, я волоку его из будки черной к одной из самых сумрачных канав, чтоб утопить его во тьме суровой, где все мои начала и основы. Но пес, привыкший к тягостной неволе, торопится обратно в свой закут. Он видит хлыст, он помнит чувство боли, он знает, как удары спину жгут. И пес рычит, страшась расправы новой… У нас одни и раны и оковы… Но ты одно запомни, пес постылый: пусть суждено мне скоро умереть — ты не уйдешь, и даже из могилы тебя везде моя настигнет плеть».
Не давать душе покоя, держать ее в постоянном напряжении. Вот еще один незыблемый принцип отношения Аргези к художественному творчеству.
На страницах «Записок попугая» Тудор Аргези печатает отдельные главы из будущей своей «Книги игрушек». Главными героями этой удивительной книги для детей и взрослых становятся его дети Митзура и Баруцу. Он умело использует воспоминания своего безрадостного детства, свои парижские и женевские впечатления. Но главная территория — это Мэрцишор. Записки Коко о проделках Митзуры и Баруцу читаются и сейчас, пятьдесят лет спустя после их опубликования, с тем же интересом, они о вечном детстве, о том, как радуются и страдают дети и родители.
«Митзура большая, а Баруцу маленький. Мицу исполнилось четыре года, а ее брату — три.
— Правой ручкой, правой ручкой! — говорит Мэйкуца. — Сказала же — держи вилку правой рукой!
Почему же столько препятствий между тарелкой и ртом голодного ребенка? Скатерть, которую нельзя пачкать, белое полотенце, тарелки, кружки, стаканы, ложечки, большая ложка и ко всему еще и эта вилка. Зачем?
Вся еда была бы очень вкусной, если бы не столько правил, о которых напоминают на каждом шагу. И вообще без этих правил можно было бы жить с утра до самой ночи. Но ничего нельзя. Нельзя пачкать стены кончиком красного или хотя бы синего карандаша. Нельзя царапать двери граблями. Нельзя таскать землю в ведерке, перемешивать ее с водой и делать куличи посреди комнаты прямо на паркете. Нельзя бросать камешки в лампу. Нельзя резать ножницами диван. Нельзя рвать книги и выливать чернила из чернильницы Тэтуцу. Нельзя пудриться и краситься красками Мэйкуцы и нельзя пачкаться углем и делать облака из золы. Нельзя звонить весь день в колокольчик и нельзя ложиться неумытым и пачкать своей грязной мордашкой белую подушку, на которой Мэйкуца вышила ромашку и бабочку. Баруцу возмущает не только все это. Раз его умывают вечером и он уже чистый, так зачем же нужно умываться еще и утром? Вы же знаете, сколько неприятностей приносит это умывание; теплая вода, потом холодная. Мыло. Уши. Нос. Дуй раз, потом еще раз, еще немного. И так всегда».
Баруцу это все не устраивает, и он начинает капризничать. И тогда Тэтуцу…
Ну и хитер же этот Тэтуцу! Он начинает рассказывать сыну всякие сказки. И не про Фэт-Фрумоса и семиглавых чудовищ, а про картошку или про сливу, он знает сказки про жуков и про козлят из Мэрцишора, а потом умеет рассказывать про все цветочки и растения. Но Баруцу умеет задавать такие вопросы, что Тэтуцу должен думать целые дни, пока ответит. Вот, например, про это: как сделала Мэйкуца Митзуру?
Оказывается все, что находится в их доме, сделала Мама. Вначале была Мама. И вокруг нее ничего не было, кроме дома и огорода. Не было уток, кошек тоже не было, не было поросенка и не было игрушек, не было кур, и ни одной собачки тоже не было — все сделала Мама, которая и сейчас все делает своими руками. И поэтому Мицу целует их все время.
На рождество, когда Мама делала пирог вместе с Мицу, потому что Мицу очень хорошая хозяйка — она выбирает изюм из теста и не успевает запихивать его в рот, — Мама рассказала ей, как она ее сделала четыре года назад, тоже в такой день, на рождество… Мицу Мама сделала из теста с орехами, а Тэтуцу она сделала из теста с маком, и поэтому у него есть и усы. А для Мицу она взяла кулек муки, кружку молока, пять взбитых яичных белков и пять желтков, и все это хорошенько перемешала и перемесила. Потом она добавила немного ванили, а еще потом взяла белое сито и просеяла над тестом много-много сахарного песка. Когда тесто подошло, Мама выбрала его из корыта и выложила на широкой, посыпанной мукою доске. Опа мяла это пухлое тесто, нащупала там ножки, вытянула их оттуда, а потом и ручки нашла, и пальчики, приделала к ним ногти и говорила какую-то молитву, чтобы все получилось хорошо и не ломалось. Мама хотела, чтобы ее дочка была быстроногой и стройной, потому она сделала ей ножки тоненькими, а на бока не стала лепить много теста. По середине животика она надавила ногтем, чтобы пуп получился как закрытый глаз, а рядом тремя черными изюминками сделала три родинки для того, чтобы, не дай бог, не потерялась дочка или чтобы не украла ее Святая Святых, которая ходит и собирает красивых девочек для своего далекого монастыря, что стоит среди далеких и плешивых каменных гор.
Очень трудно было сделать Митзуре глаза. Для них Мама
