Александр Поповский - Пути, которые мы избираем
Однажды, когда опыт был случайно проведен в другом помещении, нормальный порядок восстановился: выделения почек стали строго соответствовать количеству вводимой в организм воды.
Шалости физиологии — кто их не знает! Быков решил уже вернуться к другим работам, оставленным по милости «навязчивого случая», как вдруг «непонятное» и здесь, в новом помещении, стало повторяться. Одно лишь прикосновение трубки к прямой кишке усиливало выделение мочи».
В дальнейшем достаточно было поставить собаку в станок, чтобы деятельность почек усилилась. Собачий станок в роли мочегонного! Трудно придумать что-нибудь фантастичней. Посторонние для организма предметы усиливали и ослабляли деятельность почек! Но каким путем?
Ответ мог быть только один: нервные окончания прямой кишки, соприкасаясь с водой или трубкой, сигнализируют об этом полушариям мозга. Оттуда следуют импульсы, побуждающие почки к различным действиям. После нескольких сочетаний образуется временная связь: сама комната, станок и прочая обстановка влияют на организм так же, как вливание воды.
Интересная схема, но врач не соглашался с ней. Из учебников известно, что внутренние органы лишены связи с корой головного мозга — органом, формирующим наше сознание. Мы тогда лишь узнаем о состоянии нашей печени, селезенки, сердца, желудка и почек, когда их поражает страдание.
Разочарованный опытами, врач решил покинуть лабораторию. Он потерял много времени, сделал все, что мог, и успеха, вероятно, не добьется. В последний момент врач обратился к физиологу:
— Станьте вы у станка, взгляните сами.
Быков занял его место и ввел подопытной собаке сто кубиков воды. Мочеотделение протекало нормально, выделяемая жидкость соответствовала по количеству вводимой.
— Можете продолжать опыты, — сказал он врачу, — собака вас больше подводить не будет.
Пророчество не сбылось: первый же опыт кончился тем же, что бывало уже не раз; количество выделяемой воды расходилось с количеством вливаемой воды. Когда место врача занял Быков, функция организма опять оказалась нормальной. Так повторялось несколько раз. Было похоже на то, что присутствие врача как-то отражается на деятельности организма, словно между почками животного и экспериментатором возникла временная связь.
Будь это так, рассудил Быков, не только врач и окружающая обстановка, но и все что угодно могло бы влиять на деятельность почек, Впрочем, это проверить нетрудно. Он пустит в ход метроном, и организму придется раскрыть свои карты.
Быков так и делает. Он вводит животному воду в прямую кишку, сопровождая вливание стуком метронома. Проходит некоторое время, и одни лишь удары аппарата возбуждают деятельность почек. И свисток, и звонок, и свет электрической лампочки в сочетании в процедурой вливания жидкости в организм образуют затем такую же временную связь. Почка оказалась способной поддерживать сношения с внешним миром, осуществлять эту связь через кору головного мозга.
Это казалось невероятным, исследователь даже растерялся. Если расчеты верны, в руках у него средство влиять на деятельность органа, управлять им извне, произвольно ускорять и замедлять его работу. Вызывать мочеотделение по звонку! Право, он, кажется, сделал открытие. Таких результатов никто еще как будто не получал. Дайте подумать. Неужели никто? Волнение мешало ему сосредоточиться и спокойно обсудить происшедшее.
«Надо передохнуть: горячая голова — неважный советчик», — сказал он себе.
Дома он уселся за письменный стол, открыл старую книгу в переплете из телячьей кожи — трактат о латинской грамматике — и стал любовно штудировать ее. Увлеченный и восхищенный языком древних римлян, он от грамматики перешел к речам Цицерона, к «Метаморфозам» Овидия, к подвигам Цезаря и стихам Горация. Поэта сменили книги русских клиницистов и исследователей: книжки, добытые у букиниста. Поля и обложки пестрели замечаниями на русском и латинском языках. Были среди них и рукописные издания, память о былом.
Теперь время, пожалуй, обсудить, что случилось. Итак, почки образуют временные связи. Можно их деятельность подчинить любому предмету и явлению внешнего мира. Трудно поверить, чтобы орган, управляемый нервной системой, независимой от больших полушарий, образовывал временные связи в мозгу.
«Независимости, — говорил Павлов, — тут нет никакой. К коре мозга должны быть пути от всякой нервной системы…» Так оно и есть, не от чего приходить в изумление. Опыты с мочеотделением — лишнее подтверждение идей Ивана Петровича. Ничего нового. Об открытии не может быть и речи. Блажен, кто не торопится с провозглашением «истин». Нет ничего лучше, как дать в таких случаях улечься волнению. Недурно заняться грамматикой, перелистать лишний раз коллекцию «ex libris» или, следуя примеру Ивана Петровича, уйти в созерцание картин. Хорошее полотно рассеивает тревогу и вносит в смущенное сознание покой.
Быков был уверен, что ничего важного не произошло. Временные связи, образуемые почками, так же закономерны, как временные связи слюнной железы. Все давно предуказано Павловым, никаких оснований для беспочвенных выводов и заключений.
Ученый был счастлив: он избегнул ошибки, а следовательно, и упреков в нескромности. Есть ли что-нибудь досадней ложной шумихи в науке!
Размышления Быкова шли плавно, спокойно, пока он с вершин умозрения не спустился на твердую почву действительности и не склонился над книгой.
Иной раз бывает, что до смешного бесспорные вещи вдруг усложняются, утрачивают свою простоту. Куда девается их призрачная непогрешимость, незыблемая строгость, казавшаяся каноном! Со страниц давно знакомых, изученных книг встали вдруг возражения, поколебавшие спокойствие ученого.
Слово взяли творцы физиологии, авторитеты науки. Их суждения были непримиримы. Великие свидетели, обогащенные знанием и логикой, они утверждали, что он сделал большое открытие.
Быков придвигает бумагу, чернильницу и садится писать. Затруднения всего легче решать на бумаге, по порядку, начиная с основы основ. Головной мозг — записано в учебниках физиологии — управляет двигательно-мышечным аппаратом, но внутренние органы, железы и кровеносные сосуды глубоко автономны. Их деятельность протекает согласно собственным законам, вне нашей воли и сознания, вне контроля коры головного мозга.
На бумагу ложатся неровные строки, ложатся неохотно, вкривь и вкось, — неприятно повторять «истины», давно опровергнутые опытом. Неловко оспаривать то, что должно быть по праву забыто, но теорию защищают сонмы ученых, она запечатлена в университетских учебниках. Неверная схема, у него множество возражений против нее. Ошибочно деление нервной системы на центральную и растительную, целиком независимую.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});