Михаил Росляков - Убийство Кирова Политические и уголовные преступления в 30-х годах

Трудно сказать, кто больше пострадал в результате массовых репрессий — рабочие, крестьяне или интеллигенция. В целом и те и другие поплатились в равной мере. Одно совершенно очевидно: пострадало все истинно творческое, незаурядное, мыслящее. Самое страшное — был порабощен дух народа, растоптана его воля.

Репрессии не обошли стороной и автора воспоминаний. Не последнюю роль сыграло то, что М. В. Росляков был делегатом XVII съезда партии, входил в состав Ленинградских обкома и горкома ВКП(б). В мае 1935 года он из Ленинграда был переведен в Горький, назначен заведующим краевым финансовым управлением. В ноябре 1937 года последовали греет, заточение в тюрьму, а вскоре и исключение из партии. Следователь предъявил арестованному обвинение «о вхождении в антисоветскую группу наркомата финансов». Никаких конкретных фактов, свидетельствующих о причастности Рослякова к деятельности этой мифической группы, не приводилось. От заключенного требовали одного — добровольного признания. Росляков категорически отказался это сделать. Его переводили из одной камеры в другую, сажали в одиночку. карцер, пытались сломить морально и физически, устраивали очные ставки с лжесвидетелями, бесконечными ночными допросами довели до полного истощения. Михаил Васильевич не сдался.

В январе 1940 года выездная сессия трибунала Московского военного округа установила абсурдность предъявленных членам «группы» обвинений, убедительно доказала клеветнический характер материалов так называемого следствия. Тем не менее Росляков не был выпущен па свободу. За работу принялись новые следователи. На этот раз Рослякову приписывалось «участие в антисоветской правотроцкистской организации» (соответствующий «документ» появился в деле только в 1955 году!). Обвинение было столь же нелепым, как и первое. В сентябре 1940 года особое совещание НКВД Горьковской области, не потрудившись пригласить подследственного на заседание, приговорило его к 8 годам заключения в исправительно-трудовом лагере.

Потянулись тяжкие, мучительные месяцы каторжных работ. Рослякова посылали и на лесоповал и лесосплав, и на раскорчевку вырубок, и на прокладку дорог, потом перевели из холодного Котласа в знойную Кулунду. Несколько раз он был на грани жизни и смерти. Узнав о начале войны с фашистской Германией, Росляков трижды подавал заявления с просьбой направить его на фронт, и трижды получал отказ. Все его прошения о пересмотре дела возвращались назад.

Наконец срок пребывания в лагере истек. Рослякову разрешили поселиться в Караганде. Измотанный физически, но не сломленный морально, он начал работать в тресте «Карагандапромжилстрой». Жизнь на воле продолжалась не слишком долго. В ноябре 1948 года Росляков вновь был арестован. Ему предъявили прежнее обвинение — «участие в правотроцкистской организации». Объяснений заключенного никто не желал слушать. В середине февраля 1949 года особое совещание НКВД определило Рослякову очередную меру наказания — вечную ссылку в Караганду…

Мосле смерти Сталина М. В. Росляков начал трудную борьбу за свою реабилитацию. Она растянулась на несколько лет, потребовала огромных усилий, невероятной выдержки и упорства. Михаил Васильевич не опустил рук, не впал в отчаяние. В эти тягостные месяцы его надежной опорой стала жена Екатерина Степановна, соединившая с ним свою судьбу в карагандинской ссылке. На первое заявление Рослякова, направленное в Москву, 3 июля 1953 года последовал ответ: «Ваша жалоба, поступившая из Президиума Верховного Совета СССР, рассмотрена Военной прокуратурой войск МВД СССР и оставлена без удовлетворения. Ваши утверждения о невиновности опровергаются материалами дела. Для опротестования решений по делу оснований не имеется».

Росляков обратился с заявлением в ЦК партии, доказывая абсурдность предъявленных ему обвинений. Прошли долгих шесть месяцев. 18 марта 1954 года Главная военная прокуратура ответила: «Сообщаю, что Ваша жалоба, адресованная в Центральный Комитет КПСС, поступила для проверки в Главную военную прокуратуру. Результат проверки будет сообщен дополнительно».

Росляков терпеливо ждал итогов этого разбирательства, ждал три месяца, полгода. Ответа не было. Он написал новое письмо. 17 марта 1955 года Главная военная прокуратура наконец отреагировала: «На Ваше заявление от 4 февраля 1955 г. сообщаю, что Ваши предыдущие жалобы проверяются, проверка еще не окончена. Приняты меры к окончанию проверки. О результатах Вам будет сообщено».

Прошло лето, за ним осень, наступила зима. Известий из столицы не поступало. Росляков опять напомнил о себе. Лишь на его третье заявление Главная военная прокуратура 4 января 1956 года ответила: «Проверка по Вашему делу еще не закончена ввиду значительного ее объема. Нами приняты необходимые меры к тому, чтобы проверку закончить в ближайшее время».

Снова полетели дни. Ответа не было. Михаил Васильевич обратился с письмом в Президиум XX съезда партии, открывшегося в Москве в середине февраля 1956 года. В первых числах марта его, пригласили в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Вся нелепость возведенных на Рослякова обвинений обнаружилась сразу. В течение нескольких дней разбирательство было завершено. 10 марта из Москвы в Караганду ушла телеграмма: «Реабилитирован восстановлен партии целую Михаил».

В 1957 году Росляков получил возможность вернуться в Ленинград, начать новую жизнь. Несмотря на возраст — было ему уже, 60 лет, — он энергично включился в работу в системе Леноблстроя, а позднее во Всесоюзном научно-исследовательском институте переработки и использования топлива. Даже уйдя па пенсию, он не устранялся от активной общественно-политической жизни. Был делегатом XXVI съезда партии. Неоднократно избирался членом Ленинградского горкома КПСС. Его подлинным призванием стало воспитание молодежи, подрастающего поколения. Долгое время Михаил Васильевич возглавлял совет ветеранов партии при Московском райкоме КПСС, был председателем совета ветеранов при Ленинградском обкоме КПСС. С большим запозданием Рослякова нашли награды — ордена Ленина, Октябрьской Революции, Дружбы народов.

В 1970 году Росляков закончил работу над рукописью, в которой рассказал об обстоятельствах убийства С. М. Кирова. В Смольном его труд встретил более чем прохладную реакцию. Читали рукопись буквально все — секретари обкома и горкома, заведующие отделами, по получить от кого-либо разрешение на ее публикацию автор так и не мог. Одни говорили: «Рано, не пришло время», другие сетовали: «Собрано еще мало фактов, не все выглядит убедительно». То были хмурые времена реабилитации сталинщины, частичного пересмотра решений XX съезда партии.