Владимир Успенский - Зоя Космодемьянская

Гибкой лентой тянется среди зеленых полей дорога. Такой простор — глазам не охватить! И ведь это лишь то, что видно своза! А дальше, за горизонтом, там как? Есть ли у нее конец, у этой красивой родной земли?!

Дома встречают их мама с Шурой. Братишка подпрыгивает от нетерпения, столько у него новостей, столько надо рассказать Зое! Бабушка, ласково улыбаясь, выкладывает на стол свежий хлеб с подрумяненной корочкой, которая так приятно похрустывает на зубах. Мама уже подоила корову, наливает всем парное молоко. Разве может быть что-нибудь вкуснее, если проведешь целый день на воздухе, на лугу, помогая взрослым!

А как чудесно отдыхать в сарае, на душистом сене! Зое кажется, что плывет над лугом в волнах теплого воздуха, а вокруг цветы, цветы… Белые, розовые, синие… Но чу! На окраине села заиграл гармонист, высокие девичьи голоса завели песню… Отец поправляет под головой Зои подушку, она обнимает его большую, сильную руку и засыпает счастливая и спокойная.

Ощущение светлой радости — вот что сохранилось в ней от далекого детства. А сколько ей было тогда, до отъезда из Осиновых Гаев? Лет пять или шесть…

В 1929 году семья Космодемьянских покинула дорогие привычные места и отправилась в далекое путешествие, в Сибирь. Мама объясняла потом детям: захотелось, мол, ей и Анатолию Петровичу людей посмотреть, мир повидать. Но пытливая Зоя со временем начала догадываться о другом. Отец ее был активнейшим пропагандистом ленинских идей, ленинских норм жизни. С этим и выступал перед крестьянами (Анатолий Петрович знал наизусть многие речи Ленина, вырезал из газет, из журналов снимки Владимира Ильича и составил из них целый альбом: а ведь в ту пору фотографии Ленина появлялись редко, не говоря уж о портретах, их просто не было). Но вот после смерти Владимира Ильича начала быстро и круто меняться обстановка. Другие люди пришли к руководству в районе, в селе. На Космодемьянских посматривали недоброжелательно. Ишь ты, мол: не из бедняков, образованные, чего от них ждать?!

Наверно, правильно поступили Анатолий Петрович и Любовь Тимофеевна, покинув село. Да ведь и правда, интересно было и мир посмотреть, особенно детям. Впервые долго-долго ехали они на подводе до железнодорожной станции, впервые увидели огромный, черный, дымящийся и пыхтящий паровоз, впервые оказались в стремительно несущемся, покачивающемся вагоне. И не на час, не на день в вагоне-то, на целых семь суток.

Подвижному, избалованному бабушками Шуре быстро надоедало глядеть в окно, тесно ему было в небольшом вагонном пространстве, он уставал, капризничал. Мама вынуждена была заниматься с ним, развлекать его. А Зоя и отец с рассвета и до позднего вечера не отрывались от окна, уж они-то пересчитали все станции, все горы, все реки от Волги и до Енисея. И лесостепь увидели, и тайгу. О каждом городе, где стоял поезд, отец рассказывал Зое что-нибудь интересное. Как и когда закладывался, что было тут в дни революции. Вот здесь родился и вырос Владимир Ильич. Здесь, возле Омска, красноармейцы под руководством геройского командарма Тухачевского разгромили главные силы белого адмирала Колчака.

Зоя, разумеется, запомнила далеко не все, о чем говорил отец, но осталось у нее восхищение, удивление увиденным и зародилось горделивое чувство: все это наше, русское, советское! Огромность-то какая! А отец улыбался: это лишь малая часть могучей и многообразной России. Если брать с запада на восток — проехали меньше половины. А ведь есть еще север, есть юг… Воистину необъятна наша держава! И эти просторы за окном, и красота природы, и слова отца — все спаянно, слитно воспринималось Зоей. И осталось в ней навсегда. Действительно: то, что проникает в душу в самом начале жизни, никогда не сотрется потом. Песни, спетые в детстве, не забываются.

С поезда Космодемьянские сошли в городе Канске Красноярского края. Дома тут были деревянные, из больших, почерневших от времени бревен. Тротуары дощатые. И совсем никакой зелени, лишь редкие кустики в палисадниках. Зоя, вольно разгуливавшая, бывало, по простору Осиновых Гаев, в первый же день заблудилась среди однообразных улочек, оказалась в милиции, где ее и разыскал взволнованный Анатолий Петрович. Зоя распивала чай с милиционерами, спокойно и обстоятельно рассказывая о том, откуда приехали, какое впечатление произвела на нее дорога. Да еще и поторапливала собеседников: поскорее узнайте, где мок родителя и брат Шура. Он ведь скучает без меня…

В Канске семья задержалась недолго. По Сибири велика была нужда в образованных людях. Космодемьянских сразу же направили учительствовать в село Шиткино.

Привыкшие к степной открытости, к многолюдью к тесноте, Космодемьянские оказались в совершенно новой для себя обстановке. Помещение для школы? Пожалуйста, просторный дом. Для учителей изба-пятистенка, занимай хоть половину, хоть всю. Дрова? Вон поленница на опушке, сухая сосна, коли да топи хоть с утра до вечера, если не лень. Леса много.

Тайга отовсюду подступала к селу. Настоящая, глухая тайга. С одной стороны стеной стояли пушистые пихты. С другой — старые, величавые, оплывшие смолой сосны. Над морем зелени высились могучие кедры, любоваться которыми одно удовольствие. И чего только не было под густым пологом леса, особенно на склонах оврагов, на берегах ручейков! Малина, черника, черемуха! А грибов просто невероятное количество, местные жители выбирали только самые лучшие.

Очень интересная началась жизнь. Прямо перед домом — быстрая бурная река. Сразу за сараем — развесистые кедры с большими шишками, а потом малинник с крупными, вкусными ягодами. Рядом-то рядом, но детям одним бегать туда было нельзя: заходили поживиться ягодой лакомки-медведи. Настоящие. Кто знает, что у них на уме. Из-за них «по большую малину» ходили только группами, не забывая прихватить ружье. Но Зоя все-таки бегала и одна. Наберет кружку, и скорее домой.

Для семьи Космодемьянских время, проведенное в Шиткине (всего лишь год), было, наверно, самым хорошим, самым спокойным. Отец и мать подолгу были с детьми. Рано утром Любовь Тимофеевна и Анатолии Петрович отправлялись в школу вести уроки. Зоя оставалась хозяюшкой. Обязанности свои она знала твердо. Каша — в печке, молоко — в крынке: накормить Шуру и поесть самой. Следить, чтобы брат не перевернул все в комнате вверх дном. Главное, чтобы не залез на стол: упадет, расшибется. Ну и разные другие наставления, полученные от мамы.

Зоя старалась добросовестно выполнять то, что ей поручалось, но не всегда все складывалось как надо. За стремительным Шурой попробуй-ка угляди, особенно если приходили соседские ребятишки. Да и сама порой забывала о своих обязанностях, увлекалась игрой так, что к приходу мамы не успевала навести порядок. Войдет, бывало, Любовь Тимофеевна в квартиру и ахнет тихонько. Из стульев, из ящиков сооружен «дом», вся посуда на полу, вперемешку с тарелками красуются игрушки: старая кукла, лошадка на колесах с наполовину оторванной головой. Тут же сидит соседская девочка Манюшка и прижимает тряпку к расцарапанной щеке. А Зоя докладывает строго, почти по-военному: «Мы были умными, у нас все хорошо. Ничего не разбили и не пролили».