София Шуазель-Гуфье - Исторические мемуары об Императоре Александре и его дворе

Государь с уважением и похвалой отозвался о брате короля (ныне Его Величество Карл X), говоря, что характер его закалился в школе превратностей судьбы. Он также похвалил геройское мужество герцогини Беррийской и, казалось, с нетерпением ожидал результата желанного события, которое должно было утешить благонамеренную часть населения Франции и успокоить Европу. Александр был, по-видимому, в тревожном настроении… и дал мне понять, что он недоволен последними известиями из Франции.

Так как государь спросил меня, почему граф Ш*** не приехал со мной в Варшаву, я пояснила прискорбную причину, лишавшую его счастья представиться Его Величеству, и я воспользовалась этим случаем, чтобы рассказать ему о процессе графа Ш***. Государь сказал, чтобы я представила ему записку об этом деле, и уверил меня, что он с удовольствием будет моим уполномоченным. Когда же я хотела поблагодарить его за все его милости, государь сказал, что это лишнее, что никакой нет заслуги в том, что меня ценят и отдают мне должное.

Я составила краткую записку, но не знала, каким путем доставить ее государю. Я надеялась, что мне удастся поговорить с ним на балу у вице-короля, но я приехала так поздно, задержанная длинным хвостом экипажей, что в ту минуту, когда я входила в зал, государь уже выходил и не заметил меня. На следующий день, в то самое время, когда я рассказывала своей матери об этой неудаче, мне доложили, что придворный лакей прислан Его Величеством узнать о моем здоровье, так как государь не видел меня на балу.

Какое милое внимание, вызванное одним лишь чувством благожелательности! Так как я предполагала провести в Варшаве всего несколько дней, государь, узнав, что я накануне отъезда, соблаговолил сам приехать проститься со мной и сказал при этом, что он надеялся, что я продолжу свое пребывание в Варшаве дней на десять, — срок, назначенный для отъезда Его Величества, собиравшегося на конгресс в Тропау, в Силезии. Я ответила, что обещалась графу ИТ*** возвратиться в назначенное время и что я никогда не нарушала своего слова. Я представила мою записку государю, который тотчас стал читать ее и затем вдруг прервал чтение, говоря: «Кажется, читать в присутствии дам — не особенно вежливо». Мне хотелось возразить, что со стороны государя это, наоборот, милость, доказывающая, что он на самом деле хочет ознакомиться с представленным на его правосудное воззрение делом. Прочитав записку, государь, положив ее в карман мундира, сказал, что он очень любит мои писания и что я могу быть спокойной, — он будет моим адвокатом. «Никогда, — отвечала я, — дело не поступало в лучшие руки; и где можно надеяться найти правосудие, если не в сердце нашего обожаемого монарха?»

Моя мать испросила у Его Величества разрешение прочесть выдержку из письма моей сестры, которая была в деревне и поручала ей выразить ангелу ее чувства обожания. Государь принял это приветствие с обычной своей скромностью и сказал, что он всегда ценит знаки внимания, которые ему оказывают. Государь коснулся затем состоявшегося в этом же году бракосочетания своего августейшего брата.

«Много препятствий пришлось мне победить, — сказал он, — чтобы обеспечить счастье моему брату; но теперь он, наконец, счастлив настоящим образом, ибо мне не нравился прежний его способ быть счастливым», — с тонкой улыбкой прибавил государь. Он восхвалял также характер великой княгини, ее ангельскую кротость.

Государь пожелал знать, есть ли у графа Ш***, помимо его обязанностей пэра, другая должность, военная или гражданская? Я воспользовалась случаем, чтоб обратиться с просьбой о новой милости. Граф Ш*** не владел никаким имуществом во Франции, где он принужден был жить, тогда как в России он имел большое состояние, обремененное значительными расходами, и многочисленную семью, которую нато было содержать; поэтому он лишен был средств вести не только приличный его положению образ жизни, но даже не имел самого скромного обеспечения. После напрасных попыток получить какое-нибудь платное место он теперь надеется достигнуть этого при посредстве влияния русского правительства на герцога Ришелье. Я попросила Его Величество дать мне рекомендательную записку к его посланнику в Париже; при этом я выразила ему, как я буду счастлива чувствовать себя под покровительством моего ангела-хранителя даже во Франции и быть ему обязанной тем благосостоянием, которое, быть может, достанется мне.

Александр ответил, что он сам сочтет за счастье помочь мне и что он даст мне письмо, гораздо более длинное, чем моя записка…

Когда государь оставил нас, мы с матерью, говоря между собой о доброте этого ангела, испытали чувство умиления и в то же время грусти, которая теперь представляется мне предчувствием сердца, — увы! слишком верным. Мы не без основания думали, что такие совершенные и добрые существа не остаются долго на земле, ибо небо всегда спешит отозвать то, что принадлежит ему.

В тот же день при виде государя, быстро проезжавшего в открытой коляске, моя мать сказала: «Нет, поистине, мы совсем напрасно тревожимся за него. Он так молод, у него прекрасное здоровье, Бог сохранит нам его». И мы кончили тем, что стали смеяться над нашими страхами, в то время лишенными всякого основания.

Однако, в Александре уже не проявлялось той беззаботной веселости, которая раньше одушевляла его. Он, казалось, был недоволен польским правительством, образом действий сейма, расходами, превышающими средства государства. Он постоянно стремился к уединению. Часто, не предупредив свою свиту, он отправлялся один в какую-нибудь уединенную местность в окрестностях Варшавы и приказывал принести ему туда обед. Он был, однако, совсем здоров, положение его в России и в Европе было по-прежнему господствующим…

Возвратившись в Литву, я вскоре получила депешу от двора, с письмом к русскому посланнику в Париже, и с копией этого письма для меня.

В то же время я имела удовольствие узнать, что, вследствие особого предписания Его Величества виленскому генерал-губернатору, процесс был прекращен.

ГЛАВА XXV

Новая поездка Александра в Вильну. Беседы с автором мемуаров. Политические взгляды и мнения государя. Несколько слов о Веронском конгрессе и испанской войне

Когда я возвратилась во Францию, все были взволнованы одним великим событием, которое, казалось, должно было произвести некоторые изменения в Европе и, быть может, оживить старинную эпоху Крестовых походов, возродить рыцарский дух. Читатель угадывает, что я говорю о восстании Греции, о геройских попытках, привлекавших внимание не только религиозных людей, но и всех любителей искусств, всего чудесного, всего того, что пробуждает воображение и увлекает его чарами воспоминаний, тесно связанных с этой, некогда столь славной страной.