Станислав Мыслиньский - Из одного котелка

В конце января фронт должен был двинуться и на нашем участке. С этого времени расстояние до границ Полыни я считал уже десятками километров.

А пока наша батарея, одно из немногочисленных подразделений, входивших в состав 1-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника А. А. Гречко, занимала огневые позиции, готовая в любой момент к отражению танковой атаки. В полукилометре от нас находились траншеи нашей пехоты, за ними, на двести — триста метров дальше, — ничейная полоса, а за ней в дотах, дзотах, блиндажах, в глубоких окопах притаились фашисты.

В течение трех ночей мы оборудовали огневые позиции и рыли землянки для орудийных расчетов. Мерзлая земля поддавалась с трудом. Но кирки и ломы сделали свое. На четвертую ночь мы установили наши окрашенные в белый цвет пушки. Орудийная прислуга замаскировала их белыми сетками и только тогда отправилась на отдых в землянки. Там мы проводили целые дни и лишь по ночам выходили на воздух, чтобы размяться. Мы проклинали такой отдых, потому что все рвались вперед, на запад. Ждали только приказа…

Настроение у артиллеристов было прекрасное. Большие победы наших войск над гитлеровской армией еще больше подняли и укрепили моральный дух каждого из пас. Немалая заслуга в том принадлежала высшему и нашему непосредственному командованию, а также политическим органам, партийным и комсомольским организациям. Политбеседы, партийные и комсомольские собрания, вся подготовка к дальнейшим боевым действиям велись с большой серьезностью. Был канун двадцатой годовщины смерти основателя Коммунистической партии и Советского государства Владимира Ильича Ленина. Мы получили специальные номера газет и боевые листки, в которых широко пропагандировались идеи Ленина, его высказывания о Красной Армии, о задачах по защите социалистической родины. С большой радостью мы встречали вести об успешных действиях войск Ленинградского и Волховского фронтов. Любые новые сообщения об их успехах вселяли в каждого из нас надежду и уверенность, воодушевляли на новые боевые подвиги.

…Торжественное собрание нашей комсомольской организации закончилось на рассвете. Комсомольцы расходились по землянкам. Я знал, что не смогу уснуть. Обтерев лицо снегом и накинув белый маскировочный халат, я пошел на наблюдательный пункт командира батареи. Он находился метрах в трехстах впереди огневых позиций, на небольшой высотке среди заснеженной степи. Отсюда открывался широкий обзор всей впереди лежащей местности.

Затвердевший снег тихо поскрипывал под валенками. Восточный горизонт постепенно окрашивался, предвещая погожий солнечный день. А в такие дни, известно…

«Снова будет хорошая перестрелка», — подумал я.

Пока же все было довольно спокойно.

Наблюдательный пункт командира батареи размещался в блиндаже, довольно просторном для полевых условий, так как майор Сапёрский придерживался принципа: отличная стрельба, маскировка и отдых — это главные заповеди хорошего солдата. Как я и ожидал, командир бодрствовал. Он сидел сейчас с каким-то капитаном-пехотинцем и, весело беседуя, попивал горячий чай. Старший сержант Горийчик, прильнув к стереотрубе, осматривал заснеженные поля и остатки того, что еще несколько дней назад называлось Красным Хутором.

— Смотри, и комсорг здесь! Здорово, здорово, сержант! Садись и рассказывай, что решили на собрании, — приветствовал меня майор.

Я в двух словах рассказал о ходе собрания комсомольской организации батареи и представил ему предложения, которые он, как командир, должен был утвердить.

— Что вы опять решили? Нападение на минометную батарею? Нет… Нет, не разрешаю. Это не так просто, как вам кажется, — сказал командир после того, как выслушал принятое комсомольцами решение.

— Товарищ майор, мы подробно все обсудили. Есть же разработанный план действий. — Я вынул из полевой сумки свернутую бумагу.

— План… Ну, смотри, — обратился он к офицеру-пехотинцу, — видишь, уже и план готов… Ну, давай, посмотрим, что…

Взрыв фашистской мины раздался где-то поблизости За ним второй, третий, а после короткого перерыва сразу несколько… Мы посмотрели через щели в блиндаже. Недалеко от нас слева поднимался вверх густой дым. Через мгновение снег взлетал уже широким фонтаном среди извилистых окопов нашей пехоты. На этот раз обстрел продолжался, однако, недолго, и на предполье снова установилась тишина.

Сержант Горийчик угостил меня горячим чаем. Попивая чай, я наблюдал за хмурившимся лицом командира, который быстрыми движениями что-то чертил и изменял красным карандашом в представленном ему плане.

«Фрицы невольно оказали мне услугу, — подумал я. — Подлили масла в огонь и в нем сгорят, если только командир даст свое согласие…»

А речь шла именно об этой фашистской минометной батарее. Скрытая где-то за развалинами сожженного Красного Хутора, опа постоянно меняла свои огневые позиции и, несмотря на усилия дивизионных артиллеристов, продолжала плеваться минами, обстреливая укрытую в траншеях нашу пехоту. Многие мины долетали также до позиций нашей батареи. У нас уже несколько человек было ранено.

Именно этой ночью мы, комсомольцы, долго ломали голову, как избавиться от этого беспокойства. План наших действий лежал сейчас перед командиром батареи. После внесения поправок он взглянул на меня своими черными глазами и улыбнулся.

— Мысль хорошая, хвалю за такую инициативу. Отдай это лейтенанту Заривному, пусть обсудит с кем надо в полку. От нас для этой операции достаточно одного отделения, а ввиду того, что желают принять участие все комсомольцы, приказываю тянуть жребий, чтобы никто не чувствовал себя обиженным. — На лице майора я опять заметил улыбку. — Миша, — обратился он к телефонисту, — соедини меня с «хозяином», попросим у него разрешения…

Прошло несколько дней.

Эта ночь была беспокойной. Резкий ветер попеременно выл, свистел и стонал в поле. Метель гнала тучи снега, образовывая сугробы и ямы. Небо скрылось под низким и толстым слоем серых туч, в которые врезались яркие вспышки ракет.

— Не спят, паразиты, боятся! — крикнул Коля Усиченко, наклонившись к моему уху.

Батарея была готова огнем из всех орудий прикрыть наших товарищей. Под командованием сержанта Трабунова, бывалого разведчика, хорошо разбиравшегося в минометах, восемь комсомольцев нашей батареи скрылись во тьме. Вместе с ними пошли еще четыре разведчика из нашего полка.

Ракеты разрывали низкие тучи, подгоняемые порывами ветра, описывая крутую дугу, скользили куда-то на засыпанные снегом траншеи пехоты. Приглушенные вьюгой, трещали автоматные очереди. Наша пехота тоже была готова к броску.