Николай Амосов - Книга о счастье и несчастьях. Дневник с воспоминаниями и отступлениями. Книга вторая

Дневник. 16 августа. Суббота, утро

Жизнь переполнена эмоциями. И такие скучные дневники! Нет таланта. Пишу для информации. Кому? Зачем? Неизвестно. Кажется, уже выработана вся личная программа, исчезло будущее, а живу в страстях, как в молодости.

Страсти - отрицательные.

Умерла та девочка, Наташа. Никаких ошибок не сделал, кроме одной, главной: не дал ребенку дожить свой короткий срок, что отпускала болезнь. Пусть в больнице, в безнадежности, но пусть бы жила. Маленькие дети, как животные: они не знают о конце, привыкают к страданиям и ухитряются получать еще частицы удовольствия, если окружены любовью. Даже умирающий в реанимации ребенок зажимает в кулачке игрушку... Смотреть на это невыносимо.

Наташу оперировали во вторник. Операция длилась восемь часов. Очень прочные спайки. Вшили клапан. Перфузия 90 минут. Кровопотеря маленькая. Казалось, победили... Но сердце не пошло. Полтора часа я стоял над девочкой, массировал сердце.

Мать не встречала меня. Спасибо ей и за это.

Домой приехал в половине десятого.

Еще было протезирование клапанов у трех больных. Душа неспокойна. Сейчас буду звонить в клинику.

Позвонил - и отлегло. Чаю попили с Лидой. Поговорили о статье Айтматова в "Литературной газете". Попутно о других писателях: Астафьеве, Распутине, Быкове, Белове, Адамовиче. Все - провинциалы. В столицах только Бондарев да Гранин. Вот так-то.

Почему мы этих перечисленных любим? За гражданственность (слово немножко затаскалось...). При таланте, конечно. Астафьева я открыл для себя недавно, на "Печальном детективе". Просто очаровал меня.

В чем могу упрекнуть всю "обойму"? Взывания к прошлому и воскрешению мумий. Помочь это уже не может. Нужно искать новые основы для отношения людей, научные основы.

(Ты бы им небось модели презентовал. А они, писатели, модели точно не примут. Они надеются на добродетели от воспитания на прежних идеалах. Притом хотят сохранить Бога, нацию и коммунизм или делают вид, что хотят.) Это немыслимо. Бога не реанимировать. Без Бога - нет вечных ценностей. Упорство в национальном и идеологическом создает тупиковую ситуацию. Всюду слышны призывы к разуму "в новых условиях", но ни одна социальная группа не хочет поступиться ни карманом, ни престижем, ни эфемерными идеями.

Ладно, слезай со своего коня, Амосов. Писатели эти все равно замечательные, и слава Богу, что они есть.

За прошлую неделю были еще события.

Вернулись из неполного отпуска главный врач - Мирослав и заместитель по АХЧ Володя Ф. Оба просрочили против условленного срока по неделе, у обоих - сплошные прорехи, которые выявились без них. Хозяйство запущено до крайности. Внутри Института все блестит, потому что прошлый год сами отремонтировали и теперь берегут. Но вне стен - боже спаси! Карнизы облупились, крыши текут, воды в пат анатомии и в конторе нет, стройка гаража останови-' лась, у заведующего автохозяйством вскрылись плутни.

Нет больше моих директорских сил терпеть!

Решил поменять "кабинет".

С прошлого года имел на примете В.X., из отделения Зиньковского. Были с ним сложности в отношениях: пять лет назад уморил мою больную.

Его я и попросил замещать Мирослава в отпуске, чтобы проверить.

В среду вызвал хозяйственников и предложил:

- Завтра же чтобы лежали на столе заявления об уходе "по собственному желанию". А ты, Мирек, полечись, отгуляй прошлогодний отпуск.

С такими делами вчера вышел на конференцию.

- Катастрофа с хозяйством. Все это знаете. Мои возможности воздействовать исчерпаны. Нужно менять людей. Кабинет подает в отставку, Мирек слишком добрый и хороший, но его здоровье подорвано. Пусть полечится. Володя Ф. - тоже хороший, но сел не в свои сани.

Вроде бы поняли, хотя молчали настороженно. Не любят репрессий!

- Вы очень добренькие все. Вспомните, чем кончилась ваша доброта!

Напомнил Ш., А., Б. и еще нескольких, которых защищали, пока дело не дошло до милиции и позора.

Однако в принципе мне нравится, что коллектив имеет доброе сердце.

История шестилетней давности с Эдиком, которого я хотел уволить за ошибки, а товарищи отстояли голосованием. Год он пробыл в поликлинике, а теперь уже стал старшим научным сотрудником. И работает хорошо. Во вторник ассистировал мне на той несчастной операции.

Вроде бы дело мое - правое, а от конференции остался неприятный осадок.

Дневник. 30 сентября. Вторник, день

Давно не писал дневник. Голова была занята. Настроение плохое.

14 сентября переехали в городскую квартиру, жили в холоде, но вчера уже затопили.

Летали с Лидой в Ташкент, на тридцатый Всесоюзный съезд хирургов. Пожили три дня в "резиденции" для начальников. Обставились, как миллионеры - народные слуги.

Ташкент - отличный город, население - к двум миллионам, а места для застройки еще полно. Землетрясение им сильно помогло - халупы разрушило, а новые дома стыдно было плохо строить. Трущобы еще показывают туристам для контраста. Рассказывают даже, что старики не хотят их покидать.

Приятно было пообщаться с хирургами.

Доклада не делал, но председательствовал на сердечной секции. Немножко повеселил народ заключением.

Сейчас сидим и ждем звонка о самолете в Вильнюс. Летим, и снова с женой, на конференцию по сердечной хирургии. Сплошные развлечения.

Дневник. 5 октября. Воскресенье, поздно вечером

Нужно все-таки записать про жизнь... Так уж привык. Целый день собирался печатать свои социальные измышления, ходил, вздыхал - и не смог.

Вчера прилетели из Вильнюса, с конференции. Сразу, с аэродрома, заехал в Институт. Ничего хорошего не нашел. Писать не буду. Из-за этого и пребываю в тоске... Ладно, подожду с решением до конца года.

О Вильнюсе. Шесть лет назад, когда начинал "Книгу", также ездил туда. Только теперь более людно. Собралось человек пятьсот, заседали в роскошном Дворце культуры МВД. (Думалось: "Стоите ли вы того, друзья-милиционеры?")

Отчет был: состояние сердечной хирургии по Союзу, Мы, бесспорно, занимаем первое место по числу операций - около 4 тысяч за год, а за нами - Новосибирск - всего 2 тысячи. Правда, по операциям с АИКом разница меньше. У нас - 1002, а у Бураковского - 920. Но они мало делают закрытых операций. К сожалению, это наша единственная заслуга. По перечню операций и смертности мы не выходим из средних цифр. И это плохо, серость.

Наши научные доклады были средние. Разве что Юра Паничкин поддержал марку своими расширениями легочной артерии. Немец из ФРГ, Берет, прочитал лекцию - 130 пересадок сердца. Да, да, 130! Смертность такая же, как у нас при клапанах. Я бы сейчас подал в отставку, если б увидел кандидата на кресло.