Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
Для меня это было полной неожиданностью! Я к такому крутому повороту своей жизни была не готова. Наше общее будущее представлялось мне не только малоинтересным, но даже тягостным. В Москве я скиталась по чужим углам, даже не комнатам, а именно углам: снимала, жила у друзей. У него ситуация в Ленинграде, по моим ощущениям, была не лучше. Он предлагал куда-нибудь уехать вместе. Это означало не только расставание с друзьями, которых я приобрела в Москве за четыре года, которые помогали преодолевать жизненные неурядицы и стали мне близкими людьми, но это означало, что надо расстаться и с планами учиться дальше. А мне очень хотелось учиться. Кроме того, сокровенная мечта родителей – получение мною высшего образования – при таком повороте моей судьбы вряд ли бы осуществилась. Поступление в институт было бы не только исполнением их мечты, но и выполнением моего долга перед ними. Именно так я это ощущала и не могла обмануть их ожиданий. Но самое главное, у меня уже не было к Толику тех чувств, которые я питала в ранней юности. Тогда я не задумываясь пошла бы за ним хоть на край света, а тут задумалась, надо ли затягивать наши отношения, если впереди полная беспросветность. На моё решение повлияла и Евгения Адольфовна, у которой я тогда жила. Об этом замечательном человеке я надеюсь написать потом. Ей было за пятьдесят, была вдовой. Преподавала сольфеджио в музыкальной школе, а в театральной студии – пение. Она очень забеспокоилась обо мне и убедительно обрисовала, как я сломаю себе жизнь, решившись на необдуманное замужество. И я сказала Толику «нет»! Чтобы я не передумала, в следующий вечер Евгения Адольфовна прямо-таки силой увела меня из дома на какой-то совершенно дурацкий концерт студенческой самодеятельности в МГУ. И не зря! В наше отсутствие приходил Толик. Соседка сказала, что он хотел попрощаться со мной перед отъездом. Окажись я дома, неизвестно, как развивалась бы ситуация, потому что, когда я сидела на концерте, в душе у меня всё кипело, и я молча злилась на Евгению Адольфовну.
Отказ дался мне нелегко: умом я понимала необходимость такого шага, а душа опять потянулась к Толику. Он был симпатичным парнем! Но больше не было ни писем, ни встреч! Почему же я так подробно пишу о нём? После этой истории у меня на всю жизнь осталось чувство вины перед Толиком и одновременно чувство благодарности. Вины за то, что отринула его, а благодарности – за годы, наполненные влюблённостью и ощущением счастья от того, что он есть на свете. Благодарна за его долгую влюблённость в меня и целомудренность отношений! О его дальнейшей судьбе я ничего не знаю. Хочется надеяться, что всё в его жизни сложилось счастливо. Он был славным парнем, но так уж получилось, что наша совместная жизнь не состоялась. Видно, не судьба!
Город Полярный с того времени, как я покинула его, сильно изменился. Нет бараков и финских домиков – на их месте стоят современные многоквартирные дома. Город разросся. Нет старого ДОФа – он сгорел, и на его месте памятник погибшим матросам. На месте катка – гаражи. Мою родную школу перевели в другое здание в Старом Полярном. Вместо старого деревянного Чёртового моста стоит бетонная дамба. Между Мурманском и Полярным построена автомобильная дорога. Наверное, город стал красивым и более удобным для жизни, но мне не хочется в него возвращаться. Это уже не мой родной город, и возвращаться в него для меня всё равно что возвращаться на руины. Руины моего детства.
Когда я начинала писать свои воспоминания, не думала, что они выльются в такое длинное повествование. Начала писать, и «тут Остапа понесло»! Память – удивительная вещь! Откуда-то из её закоулков возникают, казалось бы, навсегда забытые лица, события. Они цепляются одно за другое, и вяжется полотно моей жизни и всего того, что было вокруг. Отъезд из Полярного в Москву был рубежом, за которым началась для меня совсем другая жизнь. В Москве я встретила интересных и хороших людей, о которых мне хочется написать. Надеюсь написать. Надо написать и сказать им спасибо.
Часть 2
Здравствуй, столица!
Я написала воспоминания о своём детстве в городе Полярном, думая, что они будут интересны только моим близким. Для них, собственно, и писала. Но воспоминания попросили почитать подруги и знакомые. Кто-то из них передал их своим друзьям и знакомым. Так они оказались у соотечественников в Израиле, Германии, Норвегии. Кто-то завёз их в Сибирь. Они живут уже отдельной от меня жизнью. Думаю, их читают не из-за высокой художественной ценности (насчёт неё у меня нет никаких иллюзий), а потому, что людям интересны быт, детали, атмосфера той ушедшей послевоенной жизни. Для кого-то они, видимо, созвучны с их собственной жизнью.
Сейчас стало обязательным по радио и особенно по телевидению поносить советскую власть и её время. О чем бы ни заходила речь: о литературе, фильмах, школе, быте, одежде, – всё-всё было отвратительно. Свободы не было, никакой радости не было! Что уж говорить, штанов приличных не было! И жили одни убогие совки! Часто плюют в то время люди, просто в силу