Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649 - Сесили Вероника Веджвуд
Похоже, Карл был избавлен от компании Томаса Герберта, по крайней мере часть воскресенья, так как, согласно записям Герберта, приблизительно в это время состоялись его прогулка в парке и встреча с его богатым кузеном и покровителем графом Пембруком. Граф спросил о короле и выразил удивление, что золотой будильник, который тот заказал для Герберта несколькими неделями ранее, не был доставлен. Время накануне казни едва ли было подходящим для обсуждения местонахождения недоставленного будильника, но Герберт должным образом передал бессмысленное сообщение Пембрука королю. Карл, заметив, что он давно уже не пользовался часами, отправил Герберта с дальнейшим поручением. Он снял с пальца кольцо (изумруд, вставленный между бриллиантами) и велел доставить его леди Уилер в ее дом в Вестминстере, чтобы обменять его на шкатулку, которую она ему даст.
Мысли короля были по большей части с его детьми. Четверо из них находились за границей – в безопасности и вне досягаемости для его врагов: двое старших сыновей и самая старшая дочь жили в Нидерландах, где принцесса была замужем за молодым принцем Оранским. Королева была в Париже вместе с маленькой принцессой Генриеттой, родившейся в Эксетере во время войны. Этого ребенка король почти не знал: он видел девочку лишь однажды в месячном возрасте и одобрительно назвал ее «моя самая младшая и самая красивая дочь». Но еще двое его детей находились в Англии под опекой герцога Нортумберлендского: 13-летняя Елизавета и герцог Глостерский, который был на пять лет ее моложе. Этих двоих он надеялся увидеть перед смертью.
Он отказался принять группу придворных, которые пришли попрощаться с ним: это были роялисты, прислужившие ему в Ньюпорте, его двоюродный брат Ричмонд, графы Хертфорд, Линдси и Саутгемптон. Они пришли в компании его племянника – немецкого принца Карла Людовика электора Палатина, который мог бы использовать свое влияние, чтобы получить разрешение им всем посетить короля. Этот расчетливый, толстокожий молодой человек последние четыре года жил в Англии как гость парламента. В то время, когда его младшие братья Руперт и Морис возглавляли войска роялистов, он болтался по Вестминстеру, лелея невысказанную надежду, что в случае поражения и свержения своего дяди ему могут предложить корону. Король не собирался отдавать немногие оставшиеся ему минуты жизни своему нелояльному племяннику. Возможно, он принял бы остальных, если бы они пришли без него, но в сложившейся ситуации он велел им передать, что у него слишком мало времени, чтобы подготовиться к смерти, и он не хочет разговаривать ни с кем, кроме своих детей или тех, кто принесет ему весть о них.
Его тюремщики позволили ему увидеться с гонцом от принца Уэльского. Им был Генри Сеймур, паж и придворный короля Карла в благополучные времена его правления. Сеймур не встречался с ним несколько лет, и, когда полковник Хакер допустил его к королю, им овладело огромное горе, он упал на колени, поцеловал руку короля со слезами на глазах и «обхватил его ноги, горестно скорбя». Взяв себя в руки, он передал Карлу письмо от его старшего сына. Немногочисленные слова принца трогали за душу. Принц не имел вестей о своем отце, кроме противоречивых слухов и печатных новостей, и мог лишь выразить свои тревогу и сыновнее послушание: «Я не только молюсь о вашем величестве, как велит мне мой долг, но и всегда буду готов сделать все, что в моих силах, чтобы заслужить благословение, о котором я смиренно молю ваше величество».
Король разговаривал с Сеймуром не наедине. В дверях стоял Хакер, и в комнате постоянно находился Герберт. Поэтому Карл ни о каком великом моменте ничего не сказал, лишь передал принцу устное сообщение и доверил Сеймуру прощальное письмо королеве, своей любимой жене, которую в этом мире он больше никогда не увидит. Он также добавил слова похвалы полковнику Томлинсону как вежливому и деликатному человеку. Возможно, сделал это, чтобы Сеймур уверил королеву и принца, что над ним не совершали физическое насилие; возможно, сделал это как косвенный упрек Хакеру, стоявшему в пределах слышимости и не проявлявшему ни благовоспитанности, ни деликатности; или он мог просто ответить так на какой-то тревоживший Сеймура вопрос. Это не очень важно, но полковник Томлинсон был человеком, который смотрел в будущее, и то, как он впоследствии использовал эту характеристику, наводит на мысль, что он принял меры к тому, чтобы получить ее. Как офицер, ответственный за безопасность короля, Томлинсон, возможно, одержал победу над Хакером, дав разрешение на допуск Сеймура к королю, и он вполне мог дать понять, что ему нужно такое признание его любезности.
Когда Сеймур ушел, король вернулся к своим размышлениям в компании епископа Джаксона.
Вскоре после смерти короля было сказано, что последнее предложение Кромвеля и индепендентов он получил в воскресенье вечером: они пощадят его жизнь и возвратят ему трон, если он передаст всю власть в их руки. Король якобы ответил, что «он скорее принесет себя в жертву своему народу, чем предаст их законы и свободы, жизнь и имущество вместе с церковью и благосостоянием и честью короны в такое невыносимое рабство».
Нет веских оснований верить этой истории, которую первым запустил в обращение Клемент Уокер в своих полемических нападках на Кромвеля и индепендентов и которая, по-видимому, выросла из упорной убежденности многих роялистов и пресвитерианцев, что цель суда состояла в том, чтобы просто устрашить короля. Придерживаясь этой веры, они, что логически вытекало, воображали, что такое предложение должно было быть сделано, и раз король был казнен, значит, он отверг его. Также возможно, что Ферфакс после встречи с голландскими посланниками обсуждал такое предложение со своим Советом и размышлял о том, чтобы сделать его королю. Но кажется маловероятным, чтобы – даже если оно и обсуждалось – оно вообще дошло до короля. Решительные военные сделали свое последнее предложение Карлу в ноябре, когда прислали ему свои условия на остров Уайт. Кромвель выразил свое резкое и убежденное мнение Даунсу, когда отказался выслушивать что-либо из уст короля в последний день суда над ним и назвал его «самым жесткосердным человеком на земле».
