В. Беляев - Огонь, вода и медные трубы

И этот будет таким же интеллигентом! — с ненавистью думал капитан.

Как много здесь, на фронте, врагов! Майор Титов — враг! Заступился за этого враженка! Подполковник Масонов — командир дивизии — враг! Это он выдвинул Титова. Комбат капитан Рудь — враг. Как — то в разговоре высказался отрицательно о командире девятой роты старшем лейтенанте Сергееве, а ведь он, Сергеев, настоящий патриот. Есть и другие настоящие патриоты, например рядовой Пигольдин в 9ой роте. Сколько раз командир 9ой роты восторженно отзывался об этом патриоте! О! Если бы он вернулся в строй, всех этих врагов вывел бы на чистую воду.

Размышляя таким образом, капитан смотрел на кроны сосен, которые были правее его. Но что это? Кроны сосен стали двоится, мелькать и потом пошли двигаться по кругу. Постепенно все вокруг стало погружаться во тьму, расплываться и наступила полная темнота. Овчинников потерял сознание.

Оставим его в этом состоянии и вернемся к нашему повествованию.

Ползу дальше. И оказываюсь в сосновом бору. Через некоторое время звуки выстрелов ослабли, а потом наступила полная тишина. Меня со всех сторон окружали великаны деревья. Куда не посмотришь везде стволы и стволы деревьев! Чувствую себя перед этими стволами, как букашка перед слоном. Они теснили меня со всех сторон. Казалось, что они медленно, но верно, наступают на меня. Еще мгновение и они меня раздавят! Ужас охватил меня. Однако, деревья мирно стояли на своих местах. Наступило успокоение.

Стволы и кроны деревьев глушили звуки выстрелов. Стояла такая тишина, что казалось можно услышать шелестение травинки от малейшего дуновения ветра. Однако, ни одной травинке не было, дуновения ветра тоже не было.

Вдруг мне стало ясно, что не знаю куда ползти. Совершенно сбился с пути! Ничего не оставалось делать, как любоваться соснами. В таком бору мне никогда не приходилось бывать

Вверх тянулись совершенно прямые бронзовые стволы. Высоко, высоко стволы заканчивались кронами. Кроны были сравнительно небольшими. Они не сливались и, даже местами голубело небо. В лесу стоял полумрак

Больше всего меня поразил воздух. Он был кристально чистым, даже немного густым и невероятно приятным. Легкий аромат хвои и смолы, царивший в бору, вызывал желание вдыхать воздух еще и еще. Казалось, что никогда не наступит пресыщение этим воздухом.

Подо мной была коричневая подстилка из опавшей хвои. Меня заинтересовало, какова же толщина этой подстилки? Ведь даже трава не может пробиться через нее! Попытка докопаться до земли оказалась безуспешной. Подстилка была очень толстой.

И тут мне стало ясно, что это глухой сосновый бор, в который, возможно, никто не заходит. Получалось, что меня ждет смерть от голода и ран. Вспомнил, что у меня в левом кармане гимнастерки, пять кусочков сахара. Если съедать по одному кусочку в день, то можно протянуть целых пять дней. О том, что без воды жить невозможно, и в мыслях у меня не было..

Появилось совершенно твердое убеждение, что меня ждет смерть. Но ведь покойники лежат на спине, сложив руки на груди. Ложусь на спину, вытягиваю ноги, руки на груди. К смерти полностью готов! На память пришли слова Некрасова.

Скоро стану добычею тленьяТяжело умирать, хорошо умереть.Ни у кого не прошу сожаленья,Да и некому будет жалеть!

Возможно, Некрасов процитирован не совсем точно, но ведь прошло много лет с тех пор, как мы в школе изучали его творчество. Закрываю глаза, ведь покойники всегда лежат с закрытыми глазами и, пытаюсь вспомнить что — нибудь еще подходящего содержания. В голове всплыли стихи Маяковского.

Я волком бы выгрыз бюрократизмК мандатам почтения нету.К любым чертям с матерями катисьЛюбая бумажка, но эту!

Тут же, сходу, отказываюсь от его стихов, потому что мне они всегда не нравились. Уж очень они не музыкальны! Со мной всегда на эту тему спорила старшая сестра. Она мне все доказывала, что в то время, о событиях того времени, нужно было писать только так, как писал Маяковский. Но, будучи упрямым мальчиком, все ее высказывания с гневом отвергал.

Мама слушала наш спор и всегда была на стороне старшей сестры. Видимо, на нее действовало то обстоятельство, что сестра закончила пединститут по специальности «Русский язык и литература».

Вспоминать стихи мне надоело, захотелось есть, а когда человек голоден ему не до стихов. В голову лезли мысли о том, что так бесславно прошла моя жизнь. Мне стало так жалко самого себя, что даже прослезился.

От нечего делать рассматриваю бронзовые стволы сосен. Мне было приятно на них смотреть. Не знаю, сколько бы так пролежал, но вдруг увидел, что от ствола к стволу тянется проволока. Это телефонная линия — стало ясно мне.. Раз это телефонная линия, то она проходит от одного абонента к другому. Это было спасение!

Ползу, стараясь не упустить из вида эту нить жизни — теперь так называлась в моей голове эта проволока. Через некоторое время пошло мелколесье, деревья сменились кустарником. А вот и опушка леса. Передо мной была широкая, залитая солнцем, поляна Посередине поляны стояли артиллерийские орудия. Около них суетились артиллеристы.. Меня охватила бурная радость. Спасение! Спасение! Мне очень хотелось жить и никак не хотелось умирать.

А где провод? На радостях потерял его из вида. Вот он! Провод шел по земле к артиллеристам.

Несмотря на жгучую боль, поднимаюсь и кричу. Что кричал, не помню, но тут же упал и потерял сознание.

Очнулся в повозке, которая стояла недалеко от артиллерийских позиций.

Подняв голову, говорю.

— Мне нужен командир батареи. Должен сообщить ему кое — что очень важное!

Подошедшему старшему лейтенанту, сообщил о капитане Овчинникове и, указал, где он находиться.

Командир батареи кивнул головой и приказал отвезти меня в медсанвзвод. В каждом батальоне было такое медицинское подразделение. Возглавлял его военфельдшер в звании лейтенанта или старшего лейтенанта, у которого было несколько повозок и немного бойцов, которые помогали ему. Здесь проходили лечение легко раненные или заболевшие бойцы, хотя случаев. заболеваний на фронте не припомню.

Фельдшер осмотрел повязку, похвалил ее и приказал отвезти меня в медсанроту. такое медицинское подразделение было в каждом полку. Там уже были врачи, даже хирурги, которые делали операции.

Здесь записали в книгу мои исходные данные и заполнили карточку передового района, без которой ни в один госпиталь не примут.

У меня было более тяжелое ранение и хирург, похвалив повязку, распорядился отправить меня в медсанбат, который был в каждой дивизии.

О медсанбате надо сказать подробнее. Это было уже не подразделение, а довольно крупная воинская часть. Как у любой другой воинской части, санбат имел свой номер. Там был довольно большой персонал: врачи — хирурги, медсестры и санитары. Они делали все виды операций, включая самые сложные.