В. Беляев - Огонь, вода и медные трубы

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. СНОВА ОСОБЫЙ ОТДЕЛ

На краю зелена поля солдат раненный лежал!

Припев.

Эх вы поля, широкие поляКрасна кавалерия садись на коняНад ним вился черный ворон,Чуя лакомый кусок

Припев

Ты не вейся, черный ворон,Я солдат еще живой!

Подполз к раненному поближе и увидел, что это мой старый знакомый капитан Овчинников! Сразу же перед моим мысленным взором пронеслись все картины избиений и издевательств, которым мне пришлось подвергнуться в его проклятом отделе.

Вот он стоит надо мною. окровавленным мальчишкой. У него неограниченная власть. Он упивается этой властью. Сквозь зубы процеживает: — Будем кончать!

Ненависть к этому изуверу захлестнула меня всего с головы до ног. Какая замечательная возможность рассчитаться за жестокое обращение со мною! Звук выстрела заглушат сосны. Передернул затвор винтовки, загоняя патрон в патронник.

Капитан Овчинников заметил мои действия.

— Что? Убить меня хочешь? — прохрипел он. — Крепко я тебе всыпал! Я заслужил твою месть. Но ты пойми — это же работа такая! Думаешь, нам легче приходится? Мордобой идет сверху до низу!

И тут замечаю, что капитан легким движением, как бы невзначай, расстегнул кобуру своего пистолета и деланно застонал.

— Капитан, оставь в покое свой пистолет! Выхватить его ты уже не успеешь! Ты обладал неограниченной властью надо мною в своем проклятом отделе Теперь моя власть над тобою! Ты хотел кончить меня, теперь у меня есть возможность кончить тебя

После этих слов внимательно смотрю на него. И вдруг мне так стало жалко его. Жена станет вдовой, дети сиротами. По миру пойдут просить подаяние

В те годы очень много детишек ходило от дома к дому выпрашивая кусочек или хотя бы корочку хлеба.

Помню, незадолго до войны, сижу у открытого окна. Подходит маленький оборванец. Протягивает руку и просит кусочек хлеба.

— Подайте, Христа ради!

Эта формула была общепринятой у всех нищих в довоенные годы.

Спрашиваю:

— У тебя есть папа?

— Мой папа в турме. Слово «тюрьма» он не смог выговорить.

— А мама?

— Она больная лежит на вокзале. Ждет, когда я принесу ей хлеб. Голодные мы!

— У тебя, что же, нет дома, квартиры?

— Дом был! А, как только папаню забрали ночью в турму, нас выгнали из дома! С тех пор мы побираемся. А, тут еще мамка заболела, лежит на лавочке на вокзале. Стонет. Милиционер ее все время гонит. Она бы ушла, да не может.

Вот такой печальный эпизод вспомнился мне в тот момент.

Война своеобразно повлияла на психику нищих: до войны просили только хлеб, а после войны — деньги.

Нельзя без слез смотреть на этого стонущего и корчащегося от боли человека..

А что мне даст это сведение счетов? Сейчас ко мне по ночам приходит фриц, а будут приходить двое! Один наш! Да и совесть замучает Добить раненного это же зверский поступок!. Такого себе не простишь никогда! Да, и человек — то он наш. Хоть и жестокий, но наш! Отбрось мысли о мести и помоги ему!

— Давай соображать, капитан. Мы оба раненные и нам не следует устраивать бой. Так будет лучше обоим.

— Ты прав!

— Нужно было залечь, услышав вой мины? Мы на передовой научились по звуку определять, где упадет мина или снаряд!

Он повернул ко мне искаженное болью лицо и прохрипел:

— Думал, что она пролетит мимо и рванет за лесом. В траншею боевого охранения торопился. Там идет смертоубийство!

— Ошибка! Смертоубийство идет перед немецкой первой траншеей! Только что оттуда.

— В том — то и дело, что не ошибаюсь! Звонок по телефону был из боевого охранения.

— Однако, хватит разглагольствовать! Надо делать перевязку. Осколками вам оторвало обе ноги ниже колен. У меня есть один перевязочный пакет. Его хватит на одну ногу.

— У меня тоже есть такой пакет. В кармане гимнастерки. А смертоубийство идет все же в траншее боевого охранения. Там убиты два наших офицера.

— Сомневаюсь!

— Было бы хорошо, если бы я ошибался! Однако, помоги мне. Прошлое забудь. Прости меня!

— Да, что там! Прошлое, прошлое! Я тоже ранен, но полегче. Вот сейчас перевяжу вам обе ноги, кровь перестанет хлестать и, , будет полный порядок!

Чтобы сделать перевязку, мне нужно было сесть, а не лежать. Легко сказать, а сделать это очень трудно. Превозмогая боль, со стоном, заставил себя сесть и принялся за перевязку.

Пока шла моя работа в голове капитана началась борьба. Овчинников с удивлением осознал, что в нем борются между собой два человека. Один повыше ростом, пошире в плечах напористо доказывал, что перевязку делает враг.

— Это он делает для того, чтобы замаскировать свою вражью сущность!

Второй ростом пониже возражал.

— Да, будет тебе! Ну, что ты мелешь? Парень он хороший, обиду простил, а теперь оказывает помощь!

— Но он передернул затвор винтовки, загнал патрон в патронник! Неизвестно, как он поступит дальше. А если он все же нажмет на спусковой крючок? — настаивал первый.

— В таком случае, зачем перевязывать раны человеку? Можно и без перевязки пристрелить! — парировал второй.

— Мой отец говорил, что враг никогда не станет другом. А он настоящий враг и сын врага народа, — не унимался первый.

— Эх, ты! Да ему каждое движение причиняет боль! Ты видел, как ему тяжело было сесть? Что же, по — твоему, он терпит боль для маскировки своих злых намерений!

— Может быть это и так, но все же надо быть бдительным!

.Обрывки мышц и брюк мешали работе. Мне было ясно, что повязка должна быть тугой, очень тугой, иначе кровь не остановишь. От напряжения у меня на лбу выступили капельки пота. Весь измазался кровью капитана, но перевязку все же сделал.

— Ты, что, по — прежнему, на меня зол? — спросил капитан

— Не стоит вспоминать! Дело прошлое! Поползу дальше, а как только встречу кого — сразу направлю сюда. Не надо падать духом! Еще поживем! Не горюйте по ногам. Кончится война и, наше правительство всех инвалидов возьмет на свое попечение. Будете жить, как у Христа за пазухой. Другие будут вам завидовать! — с этими словами оставил его и пополз дальше.

А, в это время Овчинников лежал, смотрел мне в след и, вся его душа, все существо наполнялись ненавистью к этому ползущему в окровавленном обмундировании мальчишке.

Но, что это? Вдруг мальчишка встал во весь рост! Да это совсем не мальчишка! Это огромного роста мужик во фраке, с сигарой во рту, с отвислым животом со звездно — полосатым цилиндром на голове.А ! Да это же буржуй! Злобный враг его народа, его страны! Он сошел со страницы журнала «Крокодил»! (Такой сатирический журнал издавался в нашей стране много десятилетий.) Капитан тряхнул головой, отгоняя ненавистное видение. И тут перед его мысленным взором появился его доблестный спившийся в конце жизни отец.