Как я стал собой. Воспоминания - Ирвин Ялом
Глава двадцать вторая
Оксфорд и заколдованные монеты мистера Сфики
Множество лет, проведенных в Стэнфорде, часто сливаются в моей памяти воедино, зато я четко помню каждый творческий отпуск. В начале 1970-х я продолжал учить студентов и ординаторов и привлекал многих из них к сотрудничеству в психотерапевтических исследованиях.
Я писал в журналы статьи о групповой терапии для алкоголиков и для овдовевших супругов. В какой-то момент мой издатель попросил меня заняться вторым изданием учебника по групповой терапии. Понимая, что этот проект потребует моего внимания целиком, я подал заявление на шестимесячный творческий отпуск, и в 1974 году мы с Мэрилин и нашим пятилетним сыном Беном уехали в Оксфорд, где я получил кабинет в психиатрическом отделении больницы Уорнерфорд. Ив начала учиться в Уэслианском университете, а старшие сыновья остались заканчивать школу в Пало-Альто под опекой наших с Мэрилин старых друзей, которые перебрались на время нашего отсутствия к нам домой.
Мы сняли дом в центре Оксфорда, но незадолго до нашего приезда потерпел крушение британский авиалайнер, и в катастрофе погибли все пассажиры, включая отца семейства, сдавшего нам дом. Поэтому в последнюю минуту нам пришлось судорожно искать другое жилье. Убедившись, что ничего подходящего для нас нет, мы сняли очаровательный старинный коттедж под соломенной крышей в крошечной – всего с одним пабом – деревушке Блэк Бортон, примерно в получасе пути от Оксфорда.
Блэк Бортон был маленьким местечком, очень британским и очень уединенным: идеальные условия для писательского труда! Подготовка книги к переизданию – работа скучная и отнимающая много времени и сил, но необходимая, если хочешь, чтобы книга не теряла актуальности.
Я анализировал свои недавние исследования, стремясь лучше понять, что действительно помогает пациентам во время терапии. Я раздал большой выборке пациентов, оценивавших свой опыт групповой терапии как полезный, опросник из пятидесяти пяти пунктов, касавшихся таких тем, как: катарсис, понимание, поддержка, руководство, универсальность, групповая сплоченность и т. д. – и по чистому наитию в последнюю минуту добавил к ним блок из пяти неортодоксальных утверждений, которые обозначил как «экзистенциальные факторы» – например, «понимание, что несмотря на близость с другими, мне все равно придется сталкиваться с жизнью в одиночку», или «понимание, что какое-то количество боли в жизни и смерть неизбежны».
Я просил пациентов рассортировать эти пункты по группам – от наименее к наиболее полезным – и с изумлением обнаружил, что эта вброшенная в последний момент категория экзистенциальных факторов оценивалась намного выше, чем я рассчитывал. Очевидно, что экзистенциальные факторы играли бо́льшую роль в эффективной групповой терапии, чем мы думали, и я приступил к прояснению этого момента в новой главе.
Когда я начинал заниматься этой темой, мне позвонили из Соединенных Штатов с сообщением, что мне только что присудили престижную Премию Стрекера по психиатрии. Я, разумеется, очень обрадовался, но ненадолго. Два дня спустя пришло официальное письмо с подробностями: от меня требовалось через год выступить с речью перед большой аудиторией в Пенсильвании. С этим проблем не было. Но далее я узнал, что в течение четырех месяцев должен представить монографию по теме на мой выбор, которую Университет Пенсильвании опубликует ограниченным тиражом.
Сочинение монографии было последним делом, за которое я хотел бы в тот момент взяться: начав заниматься писательским проектом, я становлюсь одержим только им и откладываю в сторону все прочие дела. Я уже подумывал отказаться от премии, но коллеги отговорили меня, и в итоге я пришел к компромиссному решению: я напишу монографию об экзистенциальных факторах в групповой психотерапии, и она сослужит двойную службу, став и монографией для Премии Стрекера, и главой в дополненном и исправленном переиздании моего учебника. Вспоминая этот момент, я полагаю, что это было начало работы, кульминацией которой стало появление моего учебника «Экзистенциальная психотерапия».
Блэк Бортон находится в Котсуолдсе, безмятежном районе южной Англии, славящемся своими ярко-зелеными полями, которые весной и летом пышно цветут. Местный детский сад, куда мы определили Бена, оказался выше всяких похвал, и вообще жизнь была превосходна, если бы не один момент – погода. Мы были разбалованы солнечной Калифорнией, а здесь в середине июня Мэрилин купила себе дубленку. К концу июля мы так «отсырели» и так изголодались по солнцу, что однажды дождливым утром оказались в туристическом агентстве в Оксфорде, спрашивая о наличии авиабилетов в ближайшее солнечное и недорогое местечко. Агент понимающе улыбнулась – ей уже приходилось иметь дело с хнычущими туристами-калифорнийцами – и организовала нам поездку в Грецию. «Вы с Грецией, – уверяла она нас, – станете лучшими друзьями».
Мы отправили Бена в подходящий летний лагерь в Винчестере, а наш сын Виктор, присоединившийся к нам в июне после окончания учебного года, поехал в молодежный велосипедный тур по Ирландии. После этого мы с Мэрилин сели в самолет до Афин. Оттуда на следующий день нам предстояло начать пятидневный автобусный тур по обещанному нам вечно солнечному Пелопоннесу.
Мы приземлились в Афинах с легким сердцем и готовностью исследовать новые земли, но наш багаж задержался где-то в дороге. У нас была при себе только ручная кладь, состоявшая в основном из книг. Мы нашли поблизости от нашего афинского отеля магазинчик, по счастью, еще не закрывшийся этим поздним вечером, где купили необходимые путешественникам вещи: бритву, крем для бритья, зубные щетки, пасту, белье и полосатый красно-черный сарафан для Мэрилин. Все следующие пять дней мы ходили в одной и той же одежде, а когда Мэрилин хотела поплавать, она надевала свою единственную футболку и мои трусы.
Наше возмущение из-за потерянного багажа вскоре испарилось, и мы привыкли путешествовать налегке. По мере того как шли дни, мы ловили себя на том, что посмеиваемся, глядя, как наши собратья-туристы с ворчанием загружают в автобус свои большие чемоданы, в то время как мы запрыгивали на свои места вольными птичками.
Не обремененные ничем, мы ощущали более глубокую связь с местами, в которых побывали: это были гора Олимп, где более двух с половиной тысяч лет назад состоялись первые Олимпийские игры; древний театр Эпидавра; место в горах, где находился Дельфийский оракул (Мэрилин там понравилось больше всего, своей красотой и величавой одухотворенностью оно напомнило ей французское Везле[29]). В конце поездки мы вернулись в аэропорт и там, к своему изумлению, увидели две наши дорожные сумки, кружившие на пустой багажной карусели. С несколько двойственным чувством мы забрали их и отправились к следующему месту назначения – на Крит.
В аэропорту Крита мы арендовали малолитражку и провели следующую неделю, неторопливо объезжая остров. Через сорок лет в памяти остались одни обрывки,
