Прямое действие. Мемуары городской партизанки - Энн Хэнсен
Динамит все еще был в нашей квартире. Мы не подключали его к капсюлям-детонаторам и электрическому шнуру, идущему к устройству синхронизации, до ночи взрыва. Мы выключили свет в гараже, заперли дверь и, спотыкаясь, вышли в переулок.
«Я думаю, нам нужно сходить куда-нибудь и привести себя в порядок, прежде чем ехать домой», – хихикнула Джули. «Я бы все сделал за один из этих ямайских мясных котлет».
Мы обняли друг друга за плечи и, спотыкаясь, побрели по улице к вест-индскому ночному клубу, где до поздней ночи продавали ямайские мясные котлеты. Мы идеально вписываемся в состав в основном пьяной клиентуры. Часами мы сидели за едой и смеялись над абсурдностью приклеивания ковра поверх электрического шнура, а затем перерезания шнура ножом. Последствия этой катастрофической ошибки еще не дошли до нас.
На следующее утро мы все проснулись со вторым побочным эффектом от нюхания клея: головными болями. «Это действительно утомительно!» – простонал Брент. «Если мы неправильно соединим провода, устройство синхронизации может не сработать». В молчаливом раскаянии мы сидели, удивляясь, как мы могли допустить такую глупую ошибку.
Когда мы вернулись в гараж, мы все еще чувствовали запах паров клея с прошлой ночи. На этот раз нам захотелось блевать, а не смеяться. Мы оставили дверь приоткрытой и сели снаружи на стулья, обдумывая, как мы снова соединим провода вместе. Нам не хватало уверенности в этой области – в конце концов, никто из нас не был торговцем. Наконец воздух показался пригодным для дыхания, и мы набрались смелости попытаться соединить чувствительные провода вместе.
Пока Брент делал сращивание, я наблюдал за его движениями орлиным взором. Мы не могли позволить себе потерпеть неудачу. После напряженных десяти минут мы подсоединили устройство синхронизации к электрическому шнуру и настроили его на срабатывание. Мы расставили наши стулья небольшим полукругом вокруг хронометражного устройства и с нетерпением ждали, когда в нужный момент начнет мигать маленький красный огонек. Через двадцать пять минут маленький красный глаз посмотрел на нас и начал медленно, успокаивающе моргать. Мы издаем коллективный вздох.
* * *
Через несколько дней после угона синего фургона мы решили угнать нашу машину для побега, чтобы в ночь взрыва было не так жарко. Последнее, в чем мы нуждались, так это в том, чтобы полиция остановила нас во время нашего побега, потому что они запомнили описание угнанного автомобиля. Опять же, мы ограничивались кражей старых автомобилей – мы так и не решили проблему отсоединения блокировочных рулевых колонок. Однако Джули гордилась тем, что может определить возраст автомобиля – навыку, которому она научилась у своего старшего брата.
Ранним утром 4 октября 1982 года мы снова бродили по жилым улицам в поисках надежного автомобиля старше пяти лет. Не потребовалось много времени, чтобы найти «Олдсмобиль» 1975 года выпуска, припаркованный в районе среднего класса, похожем на тот, где мы нашли фургон, и через несколько минут мы уже ехали на нем в другой район, чтобы оставить его на ночь. На следующий день мы вернулись и передвинули его. Мы должны были продолжать перемещать его каждый день до ночи бомбардировки.
На следующую ночь после угона «Олдсмобиля» мы снова отправились в путь, на этот раз, чтобы взять вторую машину, чтобы у нас было две машины для бегства, чтобы защитить наш грузовик от взрыва. Мы нашли один и, по иронии судьбы, припарковали его на стоянке отеля Skyline, всего в квартале от завода Литтона. Но у Chevelle 1974 года выпуска оказались проблемы с остановкой, поэтому на следующую ночь, когда пришло время перевозить его, Брент решил просто оставить его на парковке Skyline и забыть о нем, чтобы не рисковать механическими проблемами в ночь взрыва. Это означало, что нам пришлось потратить еще один месяц, разъезжая по улицам, чтобы найти подходящую вторую машину для побега.
Время приближалось. Я почти слышал, как часы тикают у меня в голове, куда бы я ни пошел. Мы назначили дату: четверг, 14 октября, в 11:45 вечера, в ночь перед взрывом, я в последний раз сидел в темноте при мерцании свечей, слушая «Конец». Наедине со своими мыслями, пока Джули и Брент ходили на полуночную пробежку, я поймала себя на том, что мечтаю просто уволиться, купить где-нибудь маленькую ферму с лошадьми и родить ребенка. Я устал от стресса и начал бояться, что что-то может пойти не так. Стоило ли это того, чтобы отправиться в тюрьму на всю оставшуюся жизнь? Или умереть? Совершать действия, которые подавляющее большинство людей сочло бы безумием? Я никогда не сомневался в своих мотивах. Я не чувствовал себя сумасшедшим, не чувствовал, что меня снедает гнев или у меня есть какие-либо другие психологические проблемы. Но я был глубоко обеспокоен тем, что я видел как продолжающееся разрушение природного мира, истощение человеческого потенциала, и из всего, что я читал, видел и испытал, я не мог видеть, что наше общество становится лучшим местом для жизни, пока основным мотивом является прибыль, постоянно растущий материальный богатство за счет всего остального. Хотя я и пытался представив себе, что я поселяюсь на своей ферме в сельской местности, я знал, что буду участвовать в общественной политике, как только узнаю о какой-нибудь несправедливости в этом районе. Но почему я почувствовал необходимость идти на такие крайности? Казалось, что любой другой курс действий, предложенный обществом, может быть кооптирован системой. Я вздохнул. Может быть, моя потребность действовать была бы удовлетворена после этой бомбардировки, и моя совесть позволила бы мне где-нибудь осесть и научиться извлекать из этого общества все, что только можно, радость. Все, что я знал, это то, что я очень устал и впал в депрессию. Мне нужна была радость, счастье и покой в моей жизни.
Когда песня закончилась, я быстро встал и выключил магнитофон. Почему я был так тронут этой мрачной песней? Было ли это своего рода желанием смерти? Я вздрогнула и задула свечи.
* * *
Вечер четверга, 14 октября, наступил слишком быстро. Когда я запихнула в рот несколько столовых ложек картофельного пюре, мне показалось, что меня сейчас стошнит. Я не могла припомнить, чтобы когда-нибудь так нервничала. У меня болел живот, а руки вспотели. Я оторвала взгляд от тарелки и посмотрела на Джули и Брента, которые ели в полной тишине, и не осмелилась выразить свой ужас словами. Так или иначе, озвучивание этого только заставило бы других нервничать еще больше. Может быть, они питали иллюзию, что я не боюсь, точно так же, как я делал это по отношению к
