Константин Поливанов - Пастернак и современники. Биография. Диалоги. Параллели. Прочтения

В другом надсоновском стихотворении уже отчетливо проступает социальный мотив, в спящую страну должна «сойти» любовь, в описаниях «лобзаний» и «груди» спящей героини эротизм максимально ослаблен, равно как, несмотря на название «сказка», в стихотворении отсутствует реальный фольклорно-народный элемент, который был характерен для Мея, Некрасова и Полонского; главным становится политическое содержание, которое, впрочем, также могло быть существенно для Пастернака.

Весенняя сказка

Посвящается Екатерине Сергеевне

Чудный, светлый мир… Ни вьюг в нем, ни туманов,Вечная весна в нем радостно царит…Розы… мрамор статуй… серебро фонтанов,

(Ср.: бурун и рукомойник.)

Замок – весь прозрачный, из хрустальных плит…У подножья скал – сверкающее море…Тихо льнет к утесам сонная волнаИ, отхлынув, тонет в голубом просторе,И до дна прозрачна в море глубина…А за светлым замком и его садами,От земли, нахмурясь, в небосклон ушлиВеликаны горы снежными цепямиИ по темным кручам лесом заросли.И лесная чаща да лазурь морская,Как в объятьях, держат дивную страну,Тишиной своею чутко охраняяИ в ее пределах ту же тишину.Чудный, светлый мир, – но злобой чародеяОн в глубокий сон от века погружен,И над ним, как саван, высится, синея,Раскаленный зноем, мертвый небосклон.Не мелькнет в нем чайка снежной белизною,Золотому солнцу подставляя грудь;Не промчатся тучки дымчатой грядоюК отдаленным скалам ласково прильнуть.Все оцепенело, все мертво и глухо,Как в могиле глухо, как в могиле спит:Ни одно дыханье не встревожит слуха,Ни один из чащи рог не прозвучит.В воздухе, сверкая, замер столб фонтана,

(Ср.: Рук к звездам не вскинет ни один бурун?)

Замер мотылек над чашечкой цветка,Пестрый попугай – в густых ветвях каштана,В чаще леса – лань, пуглива и дика.Точно этот замок, рощи и долины,Пурпур этих роз и белизна колонн —Только полото сверкающей картины,Воплощенный в красках вдохновенный сон.Точно тот, кто создал этот рай прекрасный,Жизнь и разрушенье в нем остановил,Чтоб навек свой блеск и девственный, и ясный,Он, как в день созданья, свято б сохранил…Посмотри: как змейка, лестница витаяПоднялась в чертог, и тихо у окнаСпит в чертоге том царевна молодая,Словно ночь прекрасна, словно день ясна.До земли упали косы золотые,На щеках – румянец, и порой, чуть-чутьВздрогнув, шевельнутся губки молодыеДа тревожный вздох подымет слабо грудь.Темный бархат платья резко оттеняетБелизну плеча и нежный цвет ланит,Знойный день в уста красавицу лобзает,Яркий луч отливом на кудрях горит…Сон ее тревожат тягостные грезы —Посмотри: печаль и страх в ее чертах,Посмотри: как жемчуг, тихо льются слезы,Словно сжечь хотят румянец на щеках!Снится ей, что там, за этими хребтами,Истомлен путем и долгою борьбой,Молодой красавец с темными кудрямиСилится пробиться через лес густой…Плащ его в лохмотьях и окрашен кровью,А в лесу – что шаг, то смерть ему грозит,Но на трудный подвиг призван он любовью,И его нога по кручам не скользит…О, как он устал!.. Какой прошел далекий,Бесконечно тяжкий и суровый путь!..Хватит ли отваги для борьбы жестокой,Выдержит ли битву молодая грудь?Но – победа!.. В мраке тягостных сомненийСветлый луч блеснул, окончен долгий спор, —И уже гремит по мрамору ступенейВсё слышней, всё ближе звук шагов и шпор!Словно вихрь коснулся сонного чертога,Словно дождь весной по листьям пробежал —И, светлей и краше молодого бога,Гость давно желанный перед ней предстал.И предстал, и обнял, и прильнул устами —Жаркими устами к трепетным устамИ ответа молит страстными речами,И тяжелый меч сложил к ее ногам.«Милая! – он шепчет, – я рассеял чары,Я развеял власть их, этих темных сил;Грозно и сурово сыпал я удары,Оттого, что много верил и любил!О, не дли ж напрасно муки ожиданья!Милая, проснися, смолкнула гроза!» —Долгое, любовью полное лобзанье —И она открыла ясные глаза!

(Ср.: где глаза твои?..)

Старое преданье… Чудное преданье…В нем надежда мира… Мир устал и ждет,

(Ср.: Это полдень мира…. мир всегда таков.)

Скоро ль день во мгле зажжет свое сиянье,Скоро ли любовь к страдающим сойдет?И она сойдет, и робко разбегутсяТучи с небосклона – и в ее лучахЦепи сна, как нити, ржавея, порвутся,И затихнут слезы и замолкнет страх!Светел будет праздник – праздник возрожденья,

(Ср.: Дальше – воскресенье… полдень, Тройцын день, гулянье…)

Радостно вздохнут усталые рабы,И заменит гимн любви и примиреньяЗвуки слез и горя, мести и борьбы!

Темы «надо наслаждаться минутами праздника и молодости», соперничества молодости и старости праздничного загородного или сельского гулянья, противопоставленного запертой после обедни церкви, в сопровождении звуков, доносящихся из низины (снизу вверх), мы находим у К. Случевского:

Как в рубинах ярких – вкруг кусты малины;Лист смородин черных весь благоухает;В теплом блеске солнца с бархатной низиныМолодежи говор звучно долетает.Почему-то – право, я совсем не знаю —Сцену вдруг из Гете вижу пред глазами!Праздник, по веселью в людях, замечаю!Молодежь гуляет… в парочках…толпами…В юности счастливой смех причин не ищет…Кончена обедня, церкви дверь закрыта;Вижу, ясно вижу: черный пудель рыщет…Это – Мефистофель? Где же Маргарита?Юность золотая, если бы ты знала,Что невозвратимо волшебство минуты,Что в твоем грядущем радостей так мало,Что вконец осилят долгой жизни путы, —Ты была б спокойней…Можно ль так смеяться,Возбуждая зависть старших поколений!Берегла б ты силы – очень пригодятся,Чуть настанут годы правды и сравнений.

Здесь, правда, лишь намеком вводится мотив эротический, впрочем, для автора «Фаустовского цикла», вошедшего в «Темы и варьяции», этого должно было быть достаточно.

Еще ближе по времени к Пастернаку шестистопный хорей «эксплуатировал» И. Северянин. В его «Пляске Мая» (1910) с «Воробьевыми горами» могут быть сопоставлены все те же народный праздник, «народная» эротика («беспопья свадьба»), удаленность от города («от фабрик», «от станций»), «тальянка» с «ревом гармоник» и, наконец, «солнце и любовь» над миром.