Гарольд Лэмб - Карл Великий. Основатель империи Каролингов

– Твои подданные, – признал Алкуин, – настоящие христиане.

Широко раскинулись границы этой будущей нации. Он мог бы еще сильней их расширить до края Студеного моря и на таинственный неизвестный Восток за пределами Адриатики. Для начала следовало эту границу отодвинуть за страну аваров. В Ратисбоне, при дворе своего блестящего кузена Тассилона, Шарлемань подготовился к этому броску на Восток.

Однако к концу года он отправился восвояси, чтобы отпраздновать Рождество. Не задерживаясь в Ингельхейме, где Фастрада расположилась в роскошных апартаментах, он погрузился на корабль и поплыл по Рейну с попутным ветром туда, где лежала выщербленная мостовая заброшенной римской дороги, ведущей к Аква-Гранум.

На этом перекрестке дорог Шарлемань, купаясь в теплой сернистой воде и охотясь на медведя в лесу, распевал праздничные рождественские песни, к немалому удивлению его паладинов и членов Академии. Он не праздновал здесь Рождество в течение 20 лет – с тех пор, как умер его отец.

Над долиной возвышался славный холм. С его склона открывался вид на скученную деревушку и римские руины. Бродя по холму, Шарлемань выбирал место для дворца вроде того, что находился в Павии, с колоннадой, протянувшейся туда, где мог бы стоять небольшой собор, посвященный Деве Марии. Он должен иметь те же очертания, что и собор Святого Витали в Равенне.

Размышляя над тем, кто же построит собор, он наслаждался, ловя быстрые взгляды деревенских девушек, благоговевших перед королем. От них исходило тепло и веселье, не то что от высокомерной и требовательной Фастрады. Эта долина казалась ему идеальным местом для нового города.

Письмо от Адриана еще больше усилило его восторг.

– Оно пришло – оно пришло наконец! – восклицал он. – Слаще меда.

В письме говорилось: «Мы получили твое блестящее и сладкое как мед послание из рук герцога Альвина. В нем ты выражаешь свое желание, чтобы мы даровали тебе коллекцию мраморных скульптур из дворца в городе Равенне, а также мозаику с пола и стен церквей. Мы охотно удовлетворяем твое желание, потому что благодаря твоим королевским усилиям церковь твоего покровителя святого Петра постоянно пользуется всяческими благами».

Теперь он нуждался только в ком-нибудь, кто спроектирует его главные строения, а также в строительных материалах для стен, которые были бы получше римской штукатурки или франкских бревен и соломы.

Много лет спустя старый солдат рассказывал веселому монаху из монастыря Святого Галла:

– Ну конечно, самый находчивый великий король сказал своим подданным: «Давайте не будем растрачивать этот день попусту; давайте построим себе что-нибудь на память о нем. Давайте поспешим и построим маленький храм, где мы сможем позаботиться о служении Господу». Как только он произнес эти слова, его вассалы разбежались в разные стороны, собирая известь и камни, дерево и краску и приводя с собой опытных рабочих. В промежутке между четвертым и двенадцатым часом этого дня с помощью воинов и дворян они выстроили такой собор, со стенами и крышей, лепным потолком и фресками на стенах, что никто из тех, кто видел его впоследствии, не верил, что собор построили за день, а не за год.

Глава 7

СОКРОВИЩЕ АВАРОВ

Примерно в это время между Шарлеманем и его франками наметился раскол. Хотя он сумел подавить дикость и варварство языческих пограничных областей, король неожиданно для себя оказался не в состоянии обуздать свирепость собственного народа. Побеждая итальянцев и баваров, Шарлемань действовал силой терпеливого убеждения; в родной стране он вел себя с жестокой решимостью.

Вина за это лежала на Фастраде. «Наш король, обычно такой милосердный, становился жестоким и требовательным под ее влиянием». Возможно. Она могла навязать ему свою волю. Однако бунт, вспыхнувший в последующие годы, был вызван не столько ее характером, сколько его неспособностью править растущими владениями за пределами своего местопребывания.

Первые признаки раскола проявились в Рейнской области вместе со старой обидой воинов-ветеранов, вернувшихся к бесплодным полям и нищим домам. Их соседи, избежавшие королевской мобилизации, по крайней мере, имели запасы зерна, и по их полям бродили тучные стада. Более того, те верноподданные, переходившие через Альпы в этот раз, не получили своей доли трофеев сразу после победы над лангобардами. Похоже, что серебряные слитки и подарки Тассилона и Арихиза попали в «дар» Фастраде, а она не собиралась расставаться со своим сокровищем.

В следующем, 789 году несгибаемый король созвал свое войско, чтобы разорить славян за Эльбой, где глиняные и соломенные деревушки платили слишком маленькую дань местным воинам. Многие вассалы, чтобы остаться дома, ссылались на болезнь или бедность. Некоторые исчезали в непроходимых лесах, увеличивая армию непокорного люда, который добывал пропитание охотой, а состояние – грабежом.

Всех этих дезертиров Шарлемань обвинил в измене.

Трудность состояла в том, чтобы поймать скрывавшихся. Подвластные Шарлеманю владения, сумбурно поделенные между герцогами (военными руководителями), графами (администраторами) и епископами провинций, а также главами аббатств и монастырей, представляли собой удобные убежища в лесной глуши, которую король пытался превратить в культивированную землю. В далеких деревушках, где правили священники, всегда могло найтись дело для вольного бойца или свободного крестьянина, особенно если он приходил с каким-нибудь подарком.

По всей стране франков племенные традиции все еще оставались в силе – воин был свободным человеком, а свободного человека нельзя было нанять или принудить к ручному труду, он только благородно дарил или принимал подарки и работал руками, если имел к этому склонность.

На такую привычную леность и дурное поведение Шарлемань обрушил свой гнев. Его эдикты заставляли «графов и наместников сосредоточить в своих руках всю законность, использовать доверенных лиц не для того, чтобы угнетать бедняков, а чтобы выслеживать воров, жуликов, убийц, развратников. Те, кому дана власть судить, пусть судят справедливо, не задумываясь о подарках, лести или личностях подсудимых».

Шарлемань прекрасно понимал, что вся трудность заключалась именно в личностях. Воин обычно ходил вооруженный; попытаться отобрать у него оружие – значило бы нанести ему личное оскорбление. И, особенно вернувшись с очередной военной кампании, он с легкостью пускал его в ход, будучи пьяным, оскорбленным или если что-либо еще вызывало его праведный гнев. Обвиненный в убийстве франк заявит о своем праве заплатить выкуп, дворянин потребует, чтобы его судили равные ему по положению, а дворянин из Тюрингии, возможно, станет претендовать на родство с королевой, тогда как крестьянина могут распять за простую кражу.