Афанасий Никитин - Владислав Александрович Толстов
Очевидно, еще со времен Ивана III начались попытки навести порядок на торговых путях – Афанасий Никитин застал эту кампанию. Злоупотребления поборами были тем тяжелей для судоходства, что сборов и пошлин в древней Руси и без того было очень много: вся торгово-промышленная деятельность того времени была обставлена целой системой внутренних таможенных пошлин, взимавшихся как с самой торговли и непосредственно связанных с ней действий, вроде взвешивания или измерения товаров, так и с процесса движения – по дорогам, по реке. Были отдельные сборы за пользование мостами, переправами и т. д. Очень часто сбор пошлин отдавался на откуп – как сказали бы сейчас, на аутсорсинг, внешний подряд. Князь мог особыми жалованными грамотами уступить право взимания проездной платы разным лично ему симпатичным институциям – воеводам, монастырям, духовенству.
Проезжавшие Казань (в том числе и Афанасий Никитин) должны были, к примеру, платить особый налог в пользу казанского Зилантова Успенского монастыря. Этот монастырь располагался в устье реки Казанки у селения Бешболды, и в нем сохранились документы как раз второй половины XV века, из которых можно узнать, что плата взималась «для торга изо верховыхъ городовъ съ товарами и изъ Астрахани съ солью и съ рыбою и со всякими товары, и монастырския суда съ товары и съ солью, и вятчане, и пермячи». Сборы были нормированы, причем эта нормировка, установленная на основе «посаженного» принципа, является чрезвычайно интересной для определения сравнительных размеров судов, с которых взимались сборы. Ставки сборов были таковы: «С соляных кладей – по 1 рублю, с рыбных – по полуполтине, с больших белозерских судов, с устюжских насадов и пермских досчаников – по полтине, с стругов и с коломенок – по полуполтине, с кладных лодок – по две гривны, с товарных лодок – по гривне, с малого однодеревного стружка и с неводника – по алтыну, с плавных лодок – по две деньги, с ботников – по денге». Судя по размерам купеческой тверской ладьи, которую мы рассматривали в Петрозаводске, Афанасий Никитин и его коллеги должны были заплатить две гривны – не монеты, а меры веса, каждая из которых равнялась 204 граммам серебра.
Главное здесь то, что очень скоро система сбора денег за провоз, не будучи ограниченной или контролируемой властью, превращалась в сплошные злоупотребления. Любой откупщик мог устанавливать и тарифы за провоз, а также придумывать какие-то новые виды взимания денег с проходящих купцов. Купцов – да и не только купцов, деньги за проезд собирались со всех – такое положение дел, мягко говоря, бесило. Само название пошлины – «мыт» или «мыто» – осталось в русском языке нарицательным обозначением процесса обмана, истязания, унижения («что ты меня мытаришь?» – говорим мы несимпатичному человеку).
Хотя первое значение слова «мыт» – место стоянки судов, и Афанасий Никитин, конечно, употребляет его в «Хождении за три моря» именно в этом значении. К тому времени мытчики или мытники, в общем сборщики провозной платы, уже разделялись на заставщиков, собиравших «сухой мыт», то есть с путешествующих по суще, и лодейщиков, которые собирали мыт с торговых судов.
Водяной мыт (или водяное мыто) соразмерялся с величиной груженых судов, с лодок и маленьких кораблей мыта не брали. Есть указание, что в определенные годы размер мыта вычисляли по количеству досок борта купеческой ладьи, возвышавшихся над водой. Кстати, во время посещения верфи «Варяг» в Петрозаводске, где строится реплика купеческой ладьи, мы специально посчитали размер мыта, исходя из количества досок по борту – получилось 12 при полной осадке корабля примерно в полтора метра. Однако многочисленные откупщики совершенствовали «тарифную сетку» собираемого «водяного мыта». И в последней трети XV века (то есть как раз в те времена, когда там проплывал Афанасий Никитин с коллегами), уже существовала целая линейка «мыт»: мыто посаженное (брали с каждой сажени торгового судна), мыто кладное (брали с перевозимого груза), мыто привальное, которое следовало заплатить за стоянку судна у берега – причем различалось мыто, если корабль просто пристал к берегу, и если пришлось, например, выгружать товары на берег, в этом случае брали «мыто побережное».
И это ведь еще не всё! Кроме «мыта» (налога на имущество) взималась «головщина» (по нынешнему это можно назвать страховым сбором) – с каждого пассажира или сопровождающего груз. Размер головщины зависел от состава проезжавших – местные это были люди или посторонние, причем первые платили меньше, а иногда и совсем освобождались от сбора; кроме того, размер годовщины зависел от величины судна и количества провозимых товаров.
Только в 1596 году русское правительство смогло взять все таможенные посты и «мытные станции» на Волге в казенное управление. К тому времени река уже полностью контролировалась московским царем. Окончательно же внутренние таможенные пошлины отменила Екатерина Великая в 1753 году – то есть спустя почти три века после путешествия Афанасия Никитина.
* * *
Здесь следует уточнить, что Афанасий отправился в свою торговую поездку как раз в те годы, на которые пришлось становление Астраханского ханства. Оно обособилось в конце 1459 года, то есть незадолго до окончательного падения Большой Орды, как самостоятельный удел брата ордынского хана Махмуда. После развала Орды в 1480 году и убийства ее последнего хана Ахмата и его наследников Астраханское ханство окончательно превратилось в самостоятельное государство.
Однако в 1466 году, когда тверской купец Афанасий Никитин отправился сюда, здесь уже были все необходимые для эффективного управления и контроля территории структуры – собственная армия, налоговая служба, таможенники, пограничная стража. Астраханское ханство было огромным – его территория простиралась на западе до Кубани и нижнего течения Дона, а на востоке граничила с Ногайской Ордой, правители которой выступали союзниками астраханского хана. На юге хан контролировал территорию вплоть до Терека, а на севере его владения немного не достигали широты Переволоки – самого узкого места между Волгой и Доном.
И хотя по численности населения Астраханское ханство оказалось самым маленьким осколком Золотой Орды, да и с природными богатствами ему не очень повезло (солончаковые степи, бесплодные и выжженные), даже при населении в 15–20 тысяч астраханцы имели чрезвычайно удобное географическое расположение на перекрестке торговых путей. При этом армия ханства могла достигать максимум 3000 человек, хотя, скорее всего, «по штатной численности
