Мария Склодовская-Кюри - Дмитрий Прокопец
Строительство Института радия началось в 1911 году, с тыльной стороны улицы, уже в то время носящей имя Пьера Кюри. Мария принимала самое деятельное участие в создании этого учреждения. Она была уверена, что деятельность института будет успешной на протяжении многих лет, и для этого она стремилась оснастить его по последнему слову науки и техники. Мария требовала, чтобы помещения были просторными и светлыми, чтобы в здании были лифты. Все эти требования казались архитекторам и чрезмерными, и даже невыполнимыми.
Здоровье Марии ухудшается: ежедневные поездки из Со в Париж становятся особенно утомительными. В январе 1912 года Мария намеревается переехать в столицу. Была даже подыскана квартира, но переехать Мария не успела — за два дня до нового года она тяжело заболела. Почти умирающую, ее отвозят в больницу.
Марию госпитализируют — физические и душевные силы покинули ее, ей предстоит тяжелая операция на почках. Марию оперирует Шарль Вальтер, знаменитый хирург. Он трогательно заботится о ней весь послеоперационный период, и Мария начинает выздоравливать.
После нескольких месяцев послеоперационного лечения Мария уезжает в Англию, к миссис Айртон, в ее уединенную виллу на морском побережье. Миссис Айртон, одна из верных подруг Марии, не покинула ее в этот мрачный период.
А тем временем в далекой Варшаве лелеют мысль о возвращении Марии на родину. Еще в 1911 году Варшавское научное общество избирает ее своим почетным членом. Члены общества планируют создать в Польше лабораторию для изучения радиоактивности. Руководить этим научным учреждением, как считают члены Общества, может только Мария Склодовская-Кюри.
В мае 1912 года из Варшавы в Париж отправляется целая делегация. Писатель Генрик Сенкевич от имени соотечественников просит Марию вернуться на родину:
«Глубокоуважаемая пани, соблаговоли перенести твою блестящую деятельность в нашу страну и в нашу столицу. Тебе известны причины, в силу которых наша наука пришла за последнее время в упадок. Мы теряем веру в наши умственные способности, мы падаем во мнении врагов, и мы теряем надежду на наше будущее.
…Наш народ восхищается тобой, но он хотел бы видеть, что ты работаешь у себя в родной стране. Это пламенное желание всего народа. Если ты будешь в Варшаве, мы почувствуем себя сильнее, мы вновь поднимем свои головы, склоненные под гнетом стольких бедствий. Выслушай же нашу мольбу! Не оттолкни простертых к тебе рук».
Перед Марией тяжелый выбор — уехать на родину, где ее ждут и возлагают на нее большие надежды, и покинуть Францию, где ей было нанесено столько оскорблений, которая не признавала ее как ученую, или, не обращая внимания на преследования и оскорбления, продолжить дело, начатое вместе с мужем и возглавить Институт радия, на создание которого правительство наконец выделило финансирование. И Мария принимает трудное решение (это самоотверженный и мужественный поступок): она решает остаться во Франции, а в Варшаву отправляет своих учеников — Яна Даниша и Людовика Вертенштейна. К тому же она понимает, что организация нового научного учреждения в условиях Царства Польского потребует огромных затрат энергии, которой у нее сейчас просто нет. Однако она обещает, что возьмет под опеку польскую лабораторию и будет, насколько это возможно, следить за ее работой на расстоянии.
В 1913 году Мария, толком не восстановившись после затяжной болезни, отправляется на торжественное открытие варшавской лаборатории. В переполненном зале она впервые делает доклад по-польски. Эта поездка пробудила в ней патриотические чувства. Мария обновляет и связи с родным городом, встречается с друзьями юности, посещает близкие сердцу места, в том числе и Музей промышленности и сельского хозяйства, с которым связано столько воспоминаний.
Вот как она в письме к коллеге описывала свои дни в Варшаве:
«Прежде чем уехать, я стараюсь здесь дать как можно больше советов для пользы дела. В среду я делала публичный доклад. Кроме того, я была и еще буду на разных собраниях. Я столкнулась с добрыми намерениями, и надо извлечь из них пользу. Эта несчастная страна, изуродованная варварской, нелепой властью, делает очень много для того, чтобы отстоять свою собственную национальную культуру. Возможно, что настанет день, когда угнетению придет конец, а до этих пор надо продержаться. Но что это за жизнь! В каких условиях! Я снова повидала те места, с которыми связаны у меня воспоминания моего детства и юности. Я повидала Вислу, побывала и на кладбище, на родных могилах. Эти поездки и сладостны, и печальны, а воздерживаться от них невозможно».
Силы Марии Кюри постепенно восстанавливаются. Лето она провела с дочерьми в Альпах, вместе с ними отдыхал и Альберт Эйнштейн, тогда еще молодой и мало кому известный ученый. Он и Мария бесконечно беседуют, обсуждая теоретические вопросы физики, ведь мадам Кюри — одна из немногих ученых (и в Европе, и в мире), кто способен понять постулаты теории относительности. Математический склад ума Марии, ее умение мгновенно схватывать и проверять мысленными экспериментами слова коллег располагает к себе Эйнштейна. Он подробно излагает мадам Кюри не только основы своей теории, но и аргументы в ее пользу.
В то время Ирен шестнадцать, а Еве девять лет. Вероятно, эти беседы в немалой степени повлияли и на них. И потом, ведь далеко не каждому повезло в детстве и юности так близко общаться сразу со многими великими учеными.
Утихают страсти, которые бушевали вокруг имени Марии, все более значительным становится ее авторитет, растет и мировая слава мадам Кюри. Вот как она описывает присуждение ей почетной степени доктора наук в Бирмингемском университете в письме старшей дочери:
«Меня одели в красивую красную мантию с зелеными отворотами, так же как и моих товарищей по несчастью, то есть тех ученых, которым предстояло получить степень доктора. Каждому из нас была посвящена коротенькая речь, прославляющая наши заслуги, затем вице-канцлер университета объявил каждому, что ему присуждена степень без защиты диссертации… После чего мы вышли, приняв участие в процессии, состоявшей из профессоров в костюмах, очень похожих на наши. Все это было довольно занятно».
Почет и слава, которыми Марию Кюри окружали в Европе, сделали свое дело: французы «прощают» ей ее «грехи», «забывают», что она «чужеземка, полька, еврейка, немка, что она женщина и позволила себе адюльтер», и наконец понимают, что она великий ученый и представляет именно Францию. В Париже подходит к концу строительство Института радия. Часть института, предоставляемая в распоряжение мадам Склодовской-Кюри, занимает два здания. Большее из них предназначается главным образом для физических исследований, меньшее — для химических. Среди прочего в «химической части» должно быть организовано получение источников сильной радиации.
Мария прекрасно знала, что химические исследования обязательно связаны с загрязнением окружающей среды, в том числе и радиоактивными материалами. Поэтому
