Елена Капица - Двадцатый век Анны Капицы: воспоминания, письма

Очень мне не понравилось поведение нашего полпредства. Потом, когда я сказала, получили ли они извещение насчет оплаты моей поездки Академией, они заявили, что это я сама в Москве рассчитаюсь, что теперь мне надо самой покупать через Интурист билет, а в Москве мне, мол, оплатят. А если давать мне билет здесь, то им надо инструкции из Москвы. Я думаю, что мы никогда от Академии не получим [за] мой проезд, так что если я поеду за свой счет — то третьим классом, зачем рисковать большей суммой? <…>

Вот видишь, как дела. Кр[окодил] говорит, чтобы я не смела и думать ехать без официального ответа. Что Ты на это скажешь?..»

Телеграмма

25 августа 1935 г., Москва

Указание о твоей обратной визе и оплате путевых расходов обещано направить полпредство завтра тчк Телеграфируй если встретишь трудности = Капица

«№ 174

29 августа 1935 г., Кембридж

…Полпредство не отвечает ни на одно письмо. И опять звонили по телефону и говорили, что поставят мне обратную визу и достанут билет. После этого я не слышала ни одного слова. Достали они билет или нет, и что сделано. Я принципиально веду с ними только чисто официальные отношения и никаких телефонных звонков не признаю. Поэтому мной написано было им письмо, где я сообщаю, что я категорически отказываюсь ехать, если я не получу от них письменного уведомления о том, что им известно, что мое возвращение не будет затруднено.

Я говорила об этом с Крокодилом, и он абсолютно со мной согласен. Я так много ему сейчас обязана за все его исключительно необыкновенно теплое и хорошее отношение, и он столько перенес из-за этого всего неприятностей, что я не считаю возможным ехать без того, что он будет знать, что я возвращусь. <…> Крокодил научен горьким опытом, что когда ему говорят на словах, то потом от этих слов с легкостью отказываются и ведут себя так, как будто ничего подобного не было. <…>

Сейчас самое трудное время. Все эти месяцы я жила мечтой, что наконец я смогу Тебя увидеть. И теперь, когда это так близко и исполнимо, на дороге стоят и ставятся препятствия.

Конечно, мое первое желание — это на все наплевать и ехать. Но я научилась от Тебя за эти месяцы выдержке и упорству, и то и другое находятся на суровом испытании. И никогда мне не было так трудно, как сейчас, но я чувствую, что мы с Тобой должны совершенно официально и на чистоту действовать. <…>

Зверушечка, страшно больно, что все так случилось и я, наверное, пропущу пароход. Но тогда поеду поездом через Германию и Варшаву…»

Телеграмма

29 августа 1935 г., Кембридж

Полпредство отказывается дать письменную гарантию моего благополучного возвращения тчк Если этого не будет сделано немедленно не смогу отплыть 31-го тчк Телеграфируйте им инструкции = Анна

Телеграмма

29 августа 1935 г., Москва

Считай обратную визу достаточной гарантией благополучного возвращения тчк Отплывай тридцать первого если получишь обратную визу тчк Телеграфируй свое решение крепко целую = Петр

Радиограмма через Берлин

29 августа 1935 г., Кембридж

Получила совет не выезжать без письменного подтверждения инструкций тчк Полпредство не отвечает на письма тчк В чем трудность дать письменное подтверждение тчк Поеду поездом если пропущу пароход = Анна

Срочная телеграмма

30 августа 1935 г., Москва

Ничего не могу сегодня сделать потому что выходной тчк Попробую позвонить по телефону сегодня ночью около десяти твоего времени = Петр

Радиограмма (Радио Берлин)

31 августа 1935 г., Кембридж

Пошла в полпредство с друзьями тчк Была не только не успокоена но было отказано в разговоре в присутствии третьего лица тчк Отнеслись очень грубо и выгнали = Анна

«№ 175

31 августа 1935 г., Кембридж

…Пишу Тебе как раз после визита в наше полпредство. После Твоего телефонного звонка на следующее утро я позвонила G. I. Taylor’у и попросила его поехать со мной в наше полпредство. Он сейчас же согласился. После этого я позвонила в полпредство и спросила, будет ли заместитель М[айского][88] там, потому что я хочу его видеть. Он сам подошел к телефону и сказал, что я могу его видеть, если приеду. И условились, что я приеду в час дня. Тут я по глупости не предупредила его, что приеду с G. I. Когда мы приехали в полпредство и о нас доложили, то мы вошли, и я представила G. I. и сказала, что привела его с собой как Твоего друга и коллегу и тоже потому, что мне бы хотелось говорить в его присутствии. Тут он очень грубо сказал, что не считает возможным говорить в присутствии третьего лица и что это была с моей стороны уловка его поймать. Я сказала, что у меня не было ни малейшего желания его поймать, потому именно и приехала с G. I., потому что хотела говорить при нем, и что я очень извиняюсь, если у него такое впечатление. <…> Тут он стал еще грубее и наговорил много лишних слов мне (что ничего) и G. I. поставил в неприятное положение, говоря ему, что он, конечно, не может говорить при совершенно неизвестном ему человеке и т. д. Я сказала, что я совершенно понимаю мою ошибку и считаю, что самое лучшее — нам уйти, но я бы хотела получить от него ответ на мой вопрос: если я у него попрошу интервью и скажу ему заранее, что это интервью будет с третьим лицом, то согласится ли он? Потому что я понимаю, что он сейчас поставлен в неудобное положение и т. д. На что получила в очень резкой и грубой форме ответ, что он не находит вообще возможным для себя говорить со мной о моих личных делах в присутствии кого бы то ни было и что он, во всяком случае, мне в этом откажет. Потом он стал еще грубее и попросту почти что выгнал нас, не попрощавшись (подчеркнуто чернилами П. Л. Капицей. — П. Р.). <…> Этому заму хотелось мне доставить как можно больше неприятности, но я со всем сейчас же согласилась и признала совершенно открыто, что сделала необдуманную глупость, не предупредив (подчеркнуто П. Л. Капицей. — П. Р.)…»

«№ 176

3 сентября 1935 г., Кембридж

…Сейчас говорила с Р[езерфордом] насчет всех происшествий. Он категорически мне советует не ехать без письменного заверения после всего того, что произошло в полпредстве. Он считает, что это было возмутительно с их стороны. Что я имею право ходить куда угодно с кем угодно, и делать из-за этого грубые выходки совершенно невозможно (подчеркнуто П. Л. Капицей. — П. Р.) Что совершенно ясно, что полпредство здесь считает, что меня обратно не выпустят, и поэтому не хотят брать на себя никакой ответственности.