Евграф Комаровский - Записки графа Е.Ф.Комаровского

— Стало быть, дворянство обеих столиц нарекло ваше превосходительство своим защитником и отечества!

Михаилу Ларионовичу неизвестно еще было, что московское дворянство избрало его также начальником своего ополчения. Когда он узнал от меня о сем назначении, с полными слез глазами сказал:

— Вот лучшая для меня награда в моей жизни! — и благодарил меня за сие известие.

Хотя Барклай-де-Толли и назван был главнокомандующим 1-ю Западною армиею, но он не переставал быть военным министром; в отсутствие его управлял военным министерством князь А. И. Горчаков. Однажды я был дежурным при государе на Каменном острове. Князь Горчаков, бывший ко мне всегда чрезвычайно хорошо расположен, приезжает с докладом к императору и говорит мне:

— Ах, любезный друг, какую я имею ужасную комиссию к государю! Я избран ходатаем от всего Комитета господ министров, чтобы просить его величество переменить главнокомандующего армиею и вместо Барклая назначить Кутузова. Ты знаешь, как государь жалует Барклая, и что сие — собственный выбор его величества.

Я с нетерпением ожидал, когда князь Горчаков выйдет из кабинета императора. Действительно, случай был редкий, чтобы какое-либо место, хотя составленное, впрочем, из первейших государственных чинов, — предложило государю нашему, противу воли его, переменить лицо, и какое же? — главнокомандующего армиею, тем более, что император, как известно было, не весьма благоволил тогда к генералу Кутузову. Наконец, я увидел князя Горчакова, выходящего из кабинета государева; видно, что у них был продолжительный и жаркий разговор, ибо князь имел лицо, как пламя. Он мне сказал:

— Слава Богу, я успел. Нельзя не дивиться кротости и милосердию государя; представь себе, что я осмелился, наконец, сказать его величеству, что вся Россия желает назначения генерала Кутузова, что в отечественную войну приличнее быть настоящему русскому главнокомандующим.

Государь приказал князю Горчакову дать знать генералу Кутузову, чтобы на другой день поутру он приехал к его величеству. Мое дежурство еще продолжалось, когда генерал Кутузов прибыл на Каменный остров. Я с ним был один.

— Мне предстоит великое и весьма трудное поприще, — сказал Михаил Ларионович, — я противу Наполеона почти не служил; он все шел вперед, а мы ретировались; может быть, по обстоятельствам нельзя было иначе. Скажите мне, — продолжал он, — кто находится в главной квартире Барклая из чиновников, занимающих место по штабу? Я никого не знаю.

Я назвал ему всех, и когда он услышал, что обер-квартирмейстерскую должность отправляет барон Толь, он мне сказал:

— Я этому очень рад, он мой воспитанник, он выпущен из первых кадетского корпуса, когда я оным командовал.

После сего позвали его к государю. Выходя из кабинета его величества, генерал Кутузов сказал мне:

— Дело решено — я назначен главнокомандующим обеих армий, но, затворяя уже дверь кабинета, я вспомнил, что у меня ни полушки нет денег на дорогу; я воротился и сказал: «Государь, у меня нет денег ни копейки». Государь пожаловал мне 10 000 рублей.

Простясь со мной, генерал Кутузов уехал, и мне более не случалось уже с ним никогда видеться.

Курьер с известием о Бородинской баталии приехал поутру в день св. Александра Невского; сначала казалось, что сей день был двойным торжеством для России — и по тезоименитству обожаемого императора, и по одержанию над неприятелем знаменитой победы. Впоследствии же, как известно, сия баталия не представляла тех выгод, каковых от нее ожидали. Положено было учредить для скорейшего образования рекрут пехотные и кавалерийские резервы. Первые поручены были генералу от инфантерии князю Лобанову-Ростовскому, а вторые генералу от кавалерии Кологривому. Государь изволил призвать меня однажды к себе в кабинет и, объясняя всю важность учреждения сих резервов и что от них зависеть должен впредь весь успех действующих армий, сказать мне изволил:

— Я хочу возложить на тебя весьма важное поручение. Я имею донесение, что некоторые поветы Волынской губернии заняты уже неприятелем; ты знаешь, как расположены к нам поляки! Хотя и обнародован указ, чтобы с тех губерний, которые не дают ополчений, взимать рекрут, и в том указе сказано также, чтобы помещикам Подольской и Волынской губерний, вместо рекрут, предоставить на волю ставить лошадей, но я не надеюсь, чтобы местным начальством сие было исполнено. Тебе известно, что сии две губернии изобилуют лошадьми, и чтобы оными не воспользовался неприятель, то я посылаю тебя с повелением собрать с тех губерний, вместо рекрут, по сделанному расчету до 20 000 лошадей, которых и отправлять в кавалерийские резервы к Кологривому; ибо и мы, и неприятель более имеем нужды в лошадях, нежели в людях. Ты бывал в тех местах, и дух жителей тебе известен. У тебя, во внутренней страже, вероятно, много есть штаб-офицеров, служивших прежде в кавалерии; возьми их к себе, сколько хочешь. Из сего ты видишь, что я никого другого, кроме тебя, не могу употребить в сем государственном деле, а в успехах я не сомневаюсь. Поди к графу Аракчееву; ты получишь от него все нужные бумаги. Пиши обо всем прямо ко мне.

Сие поручение, по тогдашним обстоятельствам, действительно было весьма важно. Получив бумаги от графа Аракчеева после обеда, на другой день поутру я приехал к государю откланяться и получить последние приказания.

Когда я вошел в кабинет государя, я нашел его величество в чрезвычайном смущении; на большом столе лежала развернутая секретная маршрутная карта России. Император ее рассматривал и несколько времени не приметил, что я был в комнате. Увидевши, сказать изволил:

— Здравствуй; что, все получил?

Я отвечал, что я совсем готов к отъезду и пришел получить последние приказания и спросить, какой дорогой мне ехать, ибо на Смоленск невозможно, — разве на Москву? Государь посмотрел на меня и, помолчавши немного, сказать изволил:

— Ну, конечно, на Москву; впрочем, поезжай, как Бог тебя пронесет, — и, обняв меня, прибавил: — прощай, Бог с тобой.

С Каменного острова я поехал откланяться к цесаревичу; у его высочества я нашел П. Н. Озерова, который только что приехал из Москвы. Я спрашиваю у него, можно ли мне проехать еще через Москву. Он мне отвечал:

— Не знаю; когда я выехал оттуда, французы уже былина Воробьевых горах.

Я тотчас догадался по смущенному виду государя, что получено было известие о занятии неприятелем Москвы, и точно, в тот самый день, поутру рано, приехал курьер от Кутузова с сею ужасною новостью, но в публике она не была еще известна.

Я выехал из Петербурга 8 сентября 1812 года, взяв с собою обер-аудитора Куликова и адъютанта моего, барона Швахгейма, и придворного берейтора Вольгеборна. Адъютанту моему Дохтурову позволил служить при дяде его, генерале Дохтурове, а адъютанта Храповицкого оставил управлять делами моей канцелярии; князь Горчаков позволил ему, в отсутствие мое, ходить к себе с докладами. Я назначил из батальонов внутренней стражи для приема лошадей: полковника Куликовского, подполковника Вевера, майора Фюрстенау и рекомендованного мне князем А. И. Горчаковым подполковника Макарова; впоследствии времени я определил тоже для приема лошадей майора Дезописа, который находился тогда в отставке и после был моим адъютантом. Мы получили известие из Городища, что управляющий деревнями нашими Н. Н. Тагайчин чрезвычайно болен. Обер-аудитор Куликов рекомендовал мне П. М. Величкина, которого я взял с собой. Приехав в Новгород, я нашел в трактире князя С. Н. Долгорукова, который спрашивал меня об участи Москвы. Я, видя, что он о взятии ее ничего не знает, не хотел ему вдруг открыться; между тем слышим, что у почтового двора кто-то остановился с колокольчиком. Князь сам побежал узнать, не курьер ли едет из армии. Скоро потом возвращается и приводит с собой унтер-офицера, едущего курьером к государю от генерал-адъютанта Винценгероде; мы спрашиваем у него, кто в Москве. Курьер отвечал: