Мемуары Эмани - Нина Алексеевна Ким

– Сходи в бокс, взгляни на принца, все ли в порядке.

Разомлевшая медсестра нехотя вышла из-за стола и пробурчала:

– Что с ним будет, спит себе и спит.

В боксе было тихо. Она хотела вернуться, но передумала, решила поменять пеленки, чтобы не вставать из-за стола еще раз. Торопливо взяла с кроватки тугой сверток и пошатнулась. В первую секунду даже не поняла, как ребенок смог выскользнуть из рук. В ужасе наклонилась над ним, схватила и положила его на пеленальный столик. Быстро развернула малыша и вздохнула: «Слава богу, жив!»

Уложив новорожденного опять в кроватку, вернулась в ординаторскую, где праздник продолжался.

«Сегодня отличное дежурство выдалось, даже Новый год отпраздновали, никто не помешал. Один богатырь родился, меченый, вон сколько еды еще!» – радовалась акушерка.

Медсестра мучительно думала, сказать о происшедшем или смолчать.

Смолчала, не смогла признаться. Призналась через полгода, когда в роддом нагрянула комиссия.

Родители, обеспокоенные развитием ребенка, обратились к невропатологу. Выяснилось, что при ушибе у новорожденного произошли необратимые последствия.

– Преступление заключалось не в том, что уронили ребенка, а в том, что намеренно скрыли этот факт. При немедленном лечении можно было предотвратить инвалидность потерпевшего! – сказали при оглашении приговора.

Малыш не мог сидеть и двигаться. Родители обратились к знаменитому невропатологу в Москве. Профессор поставил диагноз «Специфическая задержка психомоторного развития с нарушением двигательных функций».

В тринадцать лет стали происходить странные явления. На ладони у ребенка скручивались денежные купюры, листы бумаги, тонкий картон. Однажды зимой во время прогулки растаял снег в руках, между пальцев потекла горячая вода. «Это уникальный случай в моей практике, я должен посоветоваться с коллегами», – ответил родителям профессор.

На осенних каникулах мальчик полетел в Лондон вместе с профессором. В Имперском колледже было проведено тщательное обследование головного мозга и опорно-двигательного аппарата. В Москву прилетели с окончательным диагнозом и рекомендациями по лечению: «Блокировка нервных окончаний организма. Тепло в ладонях – выброс организмом неиспользованной энергии. Предписаны физиотерапия, иглоукалывание, лечебная физкультура и массаж. Спортом заниматься под наблюдением невропатолога».

Теперь все зависело от мальчика. Три года изо дня в день он занимался по схеме, расписанной профессором. Как он ненавидел свое толстое тело, которое еле тащил на непослушных ногах! Иногда его охватывало отчаяние, что он никогда не сможет доковылять до нормальной жизни, навсегда останется инвалидом!

Ему исполнилось семнадцать, когда выровнялись обе стороны тела, нога не волочилась по земле, шаг был ровным и четким. Стройный и подтянутый юноша ничем не отличался от других, может быть, лишь рвением к учебе и спорту. После окончания школы он поступил в медицинский институт, который окончил с отличием. Имперский колледж в Лондоне пригласил его на стажировку в ведущую клинику в перинатальное отделение.

Вооруженный до зубов теорией и горьким опытом, он стал хорошим специалистом. Возглавил клинику, в которой принимали роды и лечили детей, родившихся с патологией. Иногда, когда ему надо было принять верное решение, он держал на ладони лист бумаги и смотрел на края. Бумага не сворачивалась в трубочку. Тепло организма собиралось в сердце и не требовало выброса. Он отдавал его маленьким детям, беспомощным и беззащитным, которые приходили в мир с доверием к взрослым.

С особо тяжелыми случаями он шел к профессору, который давно был на пенсии, но помогал ему дельными советами: «У меня был подобный случай, посмотрим, как мы с ним справились».

В свой день рождения, тридцать первого декабря, Игорь Петрович стоял у операционного стола. Он взял на руки малыша и улыбнулся в ответ на его требовательный крик:

– Добро пожаловать к нам!

В доме на берегу океана

Том не спал. Долгими ночами он слушал ворчание океана и задавал вопросы, на которые не мог ответить. Где она? В каких уголках вселенной нашла покой? Как могла бросить меня одного на полпути?

Пустая половина широкой кровати белела в темноте. Иногда Том протягивал руку, словно хотел убедиться в том, что рядом никого нет.

В эту ночь темнота душила и хватала за грудь сильнее обычного. Боль не давала дышать и толкала в сердце. Шаркая старыми тапками, он поплелся вниз за валерьянкой. Нащупал липкий пузырек на обычном месте и застыл. Послышались незнакомые звуки.

Он подошел к двери, еще раз прислушался и рывком толкнул ее от себя. В узкой полоске света, окруженной густой темнотой, сидел пес. От него веяло тоской и одиночеством, которые были знакомы Тому.

Они смотрели друг на друга и молчали. Потом хозяин медленно сказал:

– Заходи, бедолага, как оставить тебя на улице?

Том был писателем. Он жил один после смерти жены. Большой дом стоял между берегом океана и парком, в котором отдыхали городские жители. Видимо, кто-то из них и бросил собаку здесь, чтобы не заниматься ее оформлением в приют.

Утром писатель поехал в город, отыскал магазин «Кот и пес», купил прочный ошейник и всякой собачьей всячины. Приехал домой и позвал:

– Бадди, ты где?

Пес вылез из-под дивана и подошел к хозяину: факт признания имени свершился. Теперь надо было подыскать уголок для нового жильца. Том подумал и спросил:

– Будешь в моей комнате жить?

– Гав, – согласился Бадди.

По утрам и вечерам они гуляли по берегу океана. Том шел впереди, заложив руки за спину. Худая сутулая фигура отбрасывала тень на горячий песок, за которой бежал Бадди и тряс длинными ушами. Им было хорошо вдвоем, жена бы улыбнулась: «А ты так отчаивался!»

У Бадди были свои странности. Он отказывался от собачьего корма, обнюхивал и отходил в сторону: «Спасибо, я сыт!»

– Не нравится? Присоединяйся ко мне, – предложил хозяин.

К удивлению Тома, пес хлебнул суп, потом устроился поудобнее и начал с удовольствием ужинать.

Они гуляли поздним вечером по обычному маршруту, когда Бадди стал лаять. Том увидел взъерошенную кошку, которая не убегала от них.

– Не слишком ли много подарков? Нет, мы повернемся и пойдем домой, а ты грейся здесь! – сказал Том кошке и свистнул псу.

Бадди оборачивался назад и рычал, чтобы нахалка не шла за ними. А она подкрадывалась к ним короткими перебежками, едва касаясь лапками песка.

Прогулка была испорчена. Том оправдывался перед собой и разговаривал вслух с Бадди:

– Не могу же я подбирать кошек и собак по всему побережью? Опять какой-то негодяй оставил бедную кошку здесь. Что за люди бессердечные!

Но, в конце концов, Том сдался:

– Ну и ладно, места в доме хватит на всех. Трое в лодке, считая кошку.

Бадди сразу поставил гостью на место. Он первый ел из своей