Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… - Геннадий Владимирович Старостенко
Ничто не свидетельствует в пользу того, что самые циничные в оправдании своего рыночного динамизма социально-экономические формации благоприятствуют формированию более совершенного человека – как и более совершенных отношений между людьми.
Бытовой социал-дарвинизм часто лежит в оправдании чьих-либо преступных действий или намерений. Он пытается навязать массам убеждение в том, что конфликтность, в том числе и социальная, – неизбежная составляющая человеческого существования, прямой результат несовершенства природы человека.
При этом всякий, кто пытается изменить ход истории, стремится доказать, что на его стороне сила и жизнеспособность – как идеалы человеческого саморазвития. Так, пропагандистское обеспечение постперестроечных режимов всегда делало ставку прежде всего на мифы социал-дарвинистского характера. И не столько даже на запугивание силой, сколько на культ силы и харизмы. Призывало в ряды пропагандистов выдающихся спортсменов, таких как А. Карелин, левых же сознательно изображало как безнадежно консервативную и слабую часть общества. Но обратимся к истории…
Разве не с мифа о могучем новом племени людей большевики пытались утвердить свою власть? Ведь и Ленин писал: «Сила доказывает себя только победой в борьбе».
Вспомним кустодиевского «Большевика». Исполин с сердитыми глазами шагает по городу, переступая через дома. Он так велик, что дома ему просто по колено. (Если этот образ преломить в нашу нынешнюю плоскость, то вышел бы «силовик» или «новый русский бизнесмен».) А взять Горького или Маяковского – все это фигуры знаковые в своей внешней могучести, на них и всходила эстетика новой эпохи.
Вспомним А. Блока:
Да, скифы мы, да, азиаты мы,С раскосыми и жадными глазами.Сколько в этих словах пассионарного напора, динамизма, стремления отторгнуть своей несокрушимой жаждой жизни все стареющее и отжившее свой век. Вспомним – какими ничтожными пузырями Маяковский рисовал в своих агитках «попов», «буржуев» и прочих. А сколько силы и новаторства в поэтических образах «горлана-главаря»?
Да что там – половина пропагандистского обеспечения социализма строилась на культе сильного, дерзновенного и витального, на культе покорителя времени и пространства. Сплошные парады физкультурников. Никто не воспевал серости и безликости, которыми щедро наделяют «красную эпоху» ее современные критики… Утопичная она или не утопичная – еще разбираться, но это была эпоха с невероятно захватывающей эстетикой…
И в этой связи исключительно важно понять, что «сила и харизма» не имеют абсолютно имманентного значения. Они не есть функция той или иной общественно-экономической системы. Это – инструмент. Важно, в чьих руках он находится. Любая завоевавшая власть эпоха пытается убедить массы в том, что она самая динамичная и жизнеспособная – и только по этой причине она находится на авансцене истории. И нет никаких оснований полагать, что исключительно нынешняя лучше иных способна культивировать идеалы саморазвития человеческого рода.
Напротив, есть масса аргументов в пользу того, что последние тридцать лет российской истории – это время «отрицательной селекции». Появляется статистика, доказывающая, что происходит заметная децелерация. Снижаются средние телесные параметры молодежи – не говоря уже о ее жесточайшей декультурации и депрофессионализации, социальных составляющих процесса.
Все и начиналось с характерных социал-дарвинистских деклараций. Вспомним, что говорил Ельцин когда-то: «Хочу, чтоб моим преемником на посту президента был человек не ниже меня ростом». А в итоге…
Тупое кулачное право давно уже не представляется вполне убедительным. Только стремление к развитию на основе познания обеспечивает лидерство в современном мире. У нас же новые элиты потратили немало усилий на то, чтобы представить социальные доктрины как «субпродукт истории». В то же время с первых лиц медноблестящие доспехи громовержцев снимают только в дни траура. Во все остальные дни они «бойцы». Да и сами слова «силовик», «силовые структуры» одной своей семантикой призваны активным образом воздействовать на электорат.
Социал-дарвинизмом накоплен огромный арсенал методов воздействия на мозги. Но главное оружие – древнее, как праща. Это оружие – простейшие мифы, байки, речения, образы, – в общем, все, что метафоризирует действительность или вычленяет из нее закономерности. Недавно слышал в общественной баньке от соседа-дальнобойщика: Москва разворотливых любит… Сказано-то как убедительно и смачно – словно огурчиком хрустнули под водочку. Оно и оправдывает Москву – в ее расчетливой любви к «разворотливым», и самим «разворотливым» лестно…
Убежден: силы, выступающие за социальные приоритеты, должны располагать встречными аргументами. Чтобы быть способной к противодействию, обновленной социальной идее надо и выглядеть ярко и убедительно. Встречают-то по одежке. Пусть, оставаясь гуманистической по содержанию, социальная идея станет спортивной и привлекательной по форме.
Кулаки – вещь, безусловно, доказательная. Красота, как известно, тоже «страшная сила». (Хотя и не столь эффективная, во всяком случае, не всеконечно деятельная, поскольку классик ей страдательный залог приписал: у Достоевского в оригинале-то – мир красотою спасется.) Но сильна, прекрасна и справедлива, прежде всего, идея гуманизма, просвещенности, свободного труда и коллективного усилия в стремлении к Абсолюту.
Вот об этом-то мне и захотелось сказать Фредерику Уайту, вспомнившему про 1993 год в контексте «балабановского бриколажа». И что важно – вспомнившему сочувственно, если судить по тону. (Хотя для Балабанова расстрел Белого дома как событие существовал разве что на втором-третьем плане. Тогда они с Сельяновым снимали свой «Замок» под сенью германовского наставничества – и для них «все только начиналось». И та часть «нацпроекта», куда они, кстати, и не думали на тот момент приставать, вписавшись в нее спустя несколько лет, все же была куда ближе Ельцину, чем его оппонентам.)
Было бы совсем хорошо, если бы Уайт сопроводил эту ссылку словами Андрея Фефелова, главреда «Завтра» и сына Александра Проханова: Смысл переворота 1993 года очень прост: русских отжали от власти и от собственности. Кто отжал? Кажется, Борис Ельцин, друг семьи Балабановых…
В этом своем опусе о соцдарвинизме, написанном много лет назад, мне хотелось вскрыть подсознательную природу побуждений «нового русского» как стихийного сторонника идеи «большого хапка», жульнической и воровской по природе своей. Конечно же, у него было то, что лежит на поверхности и не заслуживает глубокого анализа, а именно – простой хватательный инстинкт, присущий «хомо сапиенсу», как и всякому хищнику. Он первичен. Но на втором плане, на уровне самооправдания, на уровне «кредо», всегда присутствует и это.
Кто-то из собратьев-публицистов говорил мне: «Чего ты мудрствуешь – там все проще, они об этом не думают, просто хватают, и все…» Я возражал: «Почему же… совсем не мудрствую, все как есть». «Свобода сильного и витального» тоже стремится найти себе нравственные оправдания. Ведь противники всякой социальности и общественного договора и проклинают «совок» с идейных позиций, пусть даже их идеи остаются на уровне мифов и предрассудков…
Двадцать с лишним лет назад я написал эту статью и отнес ее главреду крупнейшей левой газеты. И этим сильно подорвал свои позиции как автора и сотрудника, поскольку задача передо мной была поставлена
