На литературных перекрестках - Николай Иванович Анов
Во всех городах Казахстана, где побывал Кожамкулов, знают Серке — судью Еспембета из пьесы «Енлик — Кебек», хорошо помнят Лимона из «Аристократов», гоголевского Землянику, шекспировского Яго, дипломата Джиренше из пьесы «Абай». Десятки тысяч зрителей аплодировали веселому, храброму кузнецу Бекету в картине «Амангельды». Тысячи зрителей помнят по фильму «Райхан» обаятельный образ старика табунщика Кене, а в фильме «Абай» — старика Баймагамбета, друга великого поэта-просветителя.
* * *И вот прошло почти полсотни лет. На моем столе две фотографии — портрет молодого Серке в меховой шапке и чапане. И цветной фотоснимок — кадр из кинокартины «Крылья песни». На нем среди ярмарочного люда выделяется Серке Кожамкулов. Ему семьдесят лет. В фильме он играет кузнеца. Роль небольшая, но запоминающаяся. Когда показали премьеру картины, я был в кинотеатре «Алатау». Серке появился на экране, и переполнявшая зрительный зал студенческая молодежь радостно загудела.
Я вспомнил Ису Байзакова, героя фильма «Крылья песни», как он говорил мне накануне открытия казахского театра:
— Серке — большой комический талант! Очень большой!
Нелегок был путь к славе одного из основоположников и первого режиссера казахского театра. Недавно мы с ним разговорились:
— Серке-ага, сколько ролей ты сыграл за свою жизнь?
— Может быть, полтораста, а может быть, и больше.
— Чьи же пьесы тебе больше всего нравятся?
— Гоголя. — Он подумал и добавил: — И наших драматургов люблю — Майлина, Ауэзова, Муканова, Мусрепова, Абишева, Тажибаева… Люблю, когда они пишут хорошие роли, где мне можно развернуться. Люблю играть комические роли.
Человек, выучивший первые буквы в шестнадцать лет, теперь заслуженно носит звание народного артиста Казахской республики. Он рос вместе с нею. Символично, что дебют Серке совпадает хронологически с первым съездом Советов свободного народа. Творческой деятельности Кожамкулова ровно столько же лет, сколько советской власти в Казахстане.
Первый режиссер национального театра, влюбленный в свое дело, заложил прочный фундамент при постройке могучего здания казахского искусства.
ВЕТЕРАН КАЗАХСКОЙ СЦЕНЫ
Мне выпало счастье присутствовать в январе 1926 года на открытии Казахского театра. Артисты показали одно действие из спектакля «Енлик — Кебек» и дали концерт, в котором принимал участие Калибек Куанышбаев. Тогда я впервые услышал, как он умел голосом и мимикой воспроизводить в своих рассказах типические образы старика и старухи, бая и его жены, джигита и девушки. Успех его выступления в тот вечер был необычайный. Зрители смеялись до слез.
Не помню, тогда ли или несколько позже, перед гастрольной поездкой театра, я спросил Калибека, как он стал артистом.
Тот ответил:
— Моя сценическая деятельность началась в Каркаралинске, и даже не в театре, а у входа в театр. Я выполнял роль «живой афиши». Шутками и прибаутками зазывал прохожих заглянуть в клуб, где ставился самодеятельный спектакль.
— Где же вы научились говорить разными голосами? Подражать птицам и животным?
— На каркаралинском базаре. Там можно было встретить самых разнообразных людей. Там я научился также воспроизводить голоса домашних животных и птиц. Базарные бездельники ходили за мной по пятам. Народу нравилось, как я высмеивал жадных баев и их прихвостней — аткаминеров.
— Кто же первый помог вам найти свое призвание артиста?
— Акына, — поправил Калибек. — Мухамед-Али Толабаев, житель карагандинского аула Сарытау. Это был старый и мудрый человек. Аксакала восхищали стихи казахских поэтов. Он любовно записывал их в толстую книгу, где на каждой правой странице было напечатано слово «дебет», а на левой «кредит». Он записал со слов моей матери песню-плач. В ней она жаловалась на жестоких правителей, согнавших ее семью с родной земли. Составить песню помогал я.
Выслушав рассказ Калибека, я понял, что каркаралинский базар был для него театральной студией, здесь оттачивались стрелы его сатирических песен. Прислушиваясь к беседам и спорам, молодой певец постигал душу своего народа, узнавал жизнь, жадно впитывая мудрость народных акынов.
Будущий историк Казахского театра по старым программам, афишам и документам восстановит, в каких пьесах играл Калибек Куанышбаев. Он насчитает примерно полтораста ролей. Яркий талант Калибека, подлинного национального художника-артиста, во всем проявился с несомненной четкостью. Куанышбаев нес в театр лучшие традиции народного творчества — ясность мысли, тонкий юмор.
Пьеса Мухтара Ауэзова «Енлик — Кебек», которой открылся Казахский театр, неоднократно возобновляемая, шла на сцене многие десятилетия.
Калибек был разносторонним исполнителем. Он добивался одинакового успеха в любом амплуа. В спектакле «Енлик — Кебек» Куанышбаев сыграл чуть ли не все роли. Начиная с самого Кебека, молодого джигита, сильного, ловкого, и кончая глубоким старцем Караменде.
После большого перерыва я приехал в Алма-Ату. Казахский театр, отметив десятилетний юбилей своего существования, был переименован в Государственный академический театр драмы. Это было вполне закономерно. Он уже сделал свой первый шаг к русской классике, поставив «Ревизора» Гоголя в переводе Мухтара Ауэзова. И этот шаг был успешным.
Калибеку Куанышбаеву поручили роль Городничего. Работа над созданием образа была особенно трудна. Актер недостаточно хорошо знал русский язык и не мог глубоко ознакомиться с творчеством Гоголя и его эпохой.
Оказавшись в затруднительном положении, Калибек решил использовать свой метод — он воспроизводил на сцене подмеченные в жизни характеры.
— В свое время, — рассказывал Куанышбаев, — я видел много русских чиновников, приставов, уездных начальников и теперь хорошо представил себе их физиономии и повадки. Конечно, в «Ревизоре» — другая эпоха, другой быт. Но отношение виденных мною чиновников к подчиненным близко к тому, что надо дать в Городничем. Их внутренняя сущность мне казалась одинаковой.
Калибек создал образ яркий и жизненно убедительный, хотя и с сильной национальной окраской. Это был Городничий с чертами казахского бия.
Крупные шаги делали в то время и казахские драматурги. Габит Мусрепов создал пьесу «Ахан-серэ и Актокты». Пьеса имела историческую основу. В ней выведен один из крупнейших певцов-поэтов Казахстана второй половины девятнадцатого века — Ахан, прозванный народом «Ахан-серэ». У казахов слов «серэ» означало примерно то же, что «трубадур».
В спектакле противопоставлены два мира. С одной стороны — мечеть, ее мертвящие обряды, слепое
