Дмитрий Собына - Непокоренный «Беркут»
– Ух ты, где взял?
Схватив обновку, боец снял свой старый, потрепанный, с торчащей из дырки пластиной и примерил новый.
– Пацаны поделились, где-то склад правосеков надыбали. У тебя броня скоро развалится, а здесь новенькая. Носи.
– Спасибо, – поблагодарил друга Иван, рассматривая обновку.
– Спасибо много, а должен будешь, – засмеялся Находько.
– Ты же знаешь, я кому должен, всем прощаю, – ответил, улыбаясь, Журба.
– Эх, еще бы водички и жизнь удалась, – мечтательно добавил он.
– Нет проблем. – Гена исчез и через минуту появился с пятилитровой баклажкой воды.
– Ну, просто фокусник, – с уважением в голосе проговорил Журба, беря бутылку из рук друга.
– Фирма веников не вяжет, даром денег не берет. Гена взял валяющийся недалеко щит и, постелив на него каремат, улегся рядом с товарищем. Друзья лежали рядом и глядели в голубое небо, по которому медленно плыли белые облака.
– Ты знаешь, сегодня побывав в этом пекле, лежу здесь и понимаю: за все годы независимости мы так нормально и не жили. Как только начинает более-менее что-то налаживаться, так какие-то революции, митинги. Ну чего людям спокойно не живется. Самое плохое, нет уверенности в завтрашнем дне, живем одним днем, а хочется стабильности, – размышлял вслух Иван.
– Дожмем сегодня майдан, я думаю, на верху должны сделать выводы, наконец навести порядок с этими оппозиционерами. Уже, думаю, поняли откуда ветер дует, – поддержал друга Гена.
Друзья замолчали, любуясь небом. Если смотреть только вверх и отрешиться от всего, вроде и нет ничего, ни майдана, ни взаимной ненависти. Со стороны Крещатика раздался взрыв, подчеркивая призрачность их иллюзий.
Возле Журбы, вскрикнув, упал солдат. Схватившись за ногу, он приговаривал:
– Суки, попали! Суки, попали!
Иван положил рядом щит и, нагнувшись к вэвэшнику, отстегнул ремешок и снял шлем. На Ивана смотрели испуганные глаза, в которых стояли слезы, мальчишеское лицо было в черной копоти с чистыми бороздками там, где стекал пот. От боли боец скрипел зубами. Взглянув на Ивана, он сказал:
– Суки, попали! Дядь, мне ногу не отрежут?
– Не сцы, не отрежут. Дай посмотрю, что там у тебя.
Журба видел, как через пальцы, зажимающие рану, течет кровь. С силой разжав руки раненного, спецназовец распорол ножом штанину. Все бедро было залито кровью. Входное отверстие диаметром было с палец и из него обильно текла кровь, выходного отверстия не было.
– Ничего страшного, пацан, царапина, – сказал Иван, прикладывая к ране пачку одноразовых носовых платков, взглянул на солдата.
– До свадьбы заживет.
Лицо парня было неестественно бледным, видно сказывалась кровопотеря.
– У кого есть жгут и ИП? – крикнул Журба.
Ответом было молчание. Обрезав лямку от сумки противогаза, как мог выше раны наложил жгут, но кровь не останавливалась. Подняв глаза, увидел перепуганные лица вэвэшников, которые смотрели на все происходящее.
– Что смотрите? – заорал на них Иван. – Ты, ты и ты, – ткнул он пальцем, – поднимайте его и кладите на щит, понесем наверх к «скорой».
Пока раненного укладывали на щит, Иван поссал себе на руку и большим пальцем прижал отверстие от огнестрельной раны, пытаясь остановить кровь. От боли раненный вскрикнул и попытался вырвать ногу.
– Спокойно! Тише, тише! – успокаивал Иван. Свободной рукой схватив край щита, Иван отдал команду:
– Подняли!
Около себя он увидел Лапатого в разодранном и обгоревшем бушлате.
– Скажешь комбату, я раненного к «скорым» на Институтской понес, скоро буду.
И уже обращаясь к солдатам:
– Вперед, бегом!
Они побежали. Бегущий впереди вэвэшник выкрикивал: «Раненный! Раненный!». На Институтской возле водомета стояла «скорая». Подбежав к ней, Иван крикнул:
– Врача! У нас огнестрел.
Из «скорой» выскочил седой доктор в белом халате.
– Давай быстро на носилки и в машину! Сегодня уже восьмой с огнестрельным ранением. Как фамилия и имя раненного, сколько полных лет? – спросил врач у Ивана, залезая внутрь машины.
– Не знаю, посмотрите документы по карманам.
– Поехали, – крикнул доктор водителю. «Скорая», включив мигалки, понеслась по улице, распугивая дремавших бойцов и пробуждая заснувших жителей квартала громкой сиреной. Журба подхватил щит, снегом немного стер кровь и побежал обратно к своим. С вершины холма Иван увидел, что на ступеньках «Беркут» спустился до середины пролета и все ещё топчутся на месте. Передние ряды, выставив щиты, спрятались за них, остальные, присев, укрылись за товарищами. Продвижение вперед застопорилось. Все боялись идти вниз: можно нарваться на пулю. Журба тоже быстро сбежал по ступенькам и, прижавшись плечом к товарищу, прикрылся щитом и устало оперся на него шлемом, не замечая, что вымазывается еще не засохшей кровью раненного. Видя, что бойцы не решаются продолжать наступление, командир подбежал к строю.
– Давайте, быстро спускаемся вниз, мы наверху как на ладони. Перестреляют как куропаток, – поднимал засевших бойцов полковник.
Между фонарными столбами были натянуты тросы, которые мешали спускаться вниз, бойцы в них путались и падали. Этим пользовались стрелки с майдана. Иван видел, как рядом дернулся щит, пробитый пулей, и боец, вскрикнув, упал на гранит. Его тут же подхватили и понесли наверх. Упавший щит с дыркой от пули подхватил товарищ. Все испуганно присели, прикрываясь щитами, хотя и понимали, что против пуль они бесполезны, но создавалась иллюзия защиты. В середине строя кричал командир:
– Быстрее вниз, всех перестреляют.
Строй вскакивал, пробираясь в паутине тросов шел вперед, опять испуганно замирал, когда вскрикивал раненный, и поднятый криками офицеров продолжал движение. Так, наверное, в Великую Отечественную штрафники бежали на фашистские пулеметы, падали, пытаясь укрыться за кочками и в воронках, и подгоняемые своими командирами опять бросались вперед на окопы врага.
Внизу всех ждал неприятный сюрприз: металлические щиты-парапеты для сдерживания толпы, оставленные милицией еще с начала майдана, были скручены между собой тросом, по верху брошена колючая проволока. Под прикрытием стрелков с «Фортами» и светошумовых гранат несколько спецназовцев попытались раздвинуть щиты.
– Бесполезно, командир! Они связаны намертво, без болгарки не раздвинем, – сказал Лапатый. Возле него, вскрикнув, схватился за руку боец «Беркута».
– Жеку ранили! – раздался крик. Раненного потащили наверх, остальные присели, прячась за парапетами. В щиты врезались несколько фейерверков, рассыпаясь огненными кометами и взрываясь под ногами.
– Из толпы стреляют, – прокричал кто-то позади Ивана.
– Бросайте газовые гранаты и камни, сбивайте им прицел. Щиты сверху на колючку и по ним перелазим. Вперед! Вперед! Не стоим! – скомандовал полковник.
– Ура. аа!!!
Бросив на колючку щит, Иван, раздирая руки и одежду, перевалился на другую сторону. Почувствовал удар в руку, через мгновение еще один в шлем. Но в кровь уже выплеснулась ударная доза адреналина. Не ощущая боли, боец бежал к колоннам. Прикрываясь колоннами здания, бойцы продвигались вперед. Забрало на шлеме было поднято. Если боец его опускал, то через минуту оно запотевало, и он ничего не видел. Один из наступающих выглянул из-за колонны и тут же, получив камень, схватился за лицо. Сквозь пальцы потекла кровь, капая на грязную плитку. Гранат у Ивана уже не было, поэтому он собирал на гранитном полу брусчатку и, прикрываясь щитом, бросал ее обратно. Об колонну разбилась бутылка. Облитая горючей жидкостью мраморная плитка колонны горела желто-сине-красным пламенем. Брызги попали на щит и на многострадальные ботинки милиционера. Он быстро сбил мелкие горящие капли.
Уже ничто не могло удержать «Беркут». Разрубив где-то найденным топором стягивающий металлические щиты трос, как набирающая силу в половодье река «гнева и ненависти», проскальзывали бойцы в образовавшуюся брешь и, прикрываясь щитами, растекались навстречу радикалам. Видя, что сейчас бурный поток возмездия снесет их, герои майдана бросали щиты, палки и, сбивая друг друга, бежали в узкий проход, пытаясь побыстрее выбраться на Крещатик. Иван вместе со всеми бил палкой по ненавистным спинам, придавая им ускорение. Он ненавидел их за раненого Саркиса, за обожженного вэвэшника, за то, что только что чуть не спалили его самого.
– С-суки! Су-у-у-ки! – выл милиционер.
– Сволочи! Суки! – ревели рядом товарищи. От этого воя радикалы, скуля и пихаясь, лезли через свои баррикады, сваливаясь вниз с другой стороны. Они прекрасно понимали – пощады не будет. Иван, увлеченный погоней, выскочил вслед за убегающими на Крещатик. Под ногами тут же разбилось несколько «коктейлей Молотова», асфальт и ноги запылали.
– Назад отходите, быстрее! – закричали сзади. Град камней забарабанил по щиту, ботинки горели, но тушить их времени не было. Прикрывая щитом себя и товарищей, оглядываясь, бойцы пятились назад. Впереди бесновалась толпа, жаждущая крови. Раздалось несколько выстрелов, слева, громко вскрикнув, упал боец. Рукой он попал в горящую жидкость и заорал еще громче, тряся горящей рукой. Подскочивший друг схватил орущего бойца за плечи и потащил к своим. Иван, щитом прикрывая ребят, отходил назад. Над майданом со сцены, усиленное колонками, неслось: «Київ, вставай! Київ, вставай!» Прикрывая отход, сзади бросили несколько газовых гранат. Боевики отхлынули назад, спасаясь от едкого дыма, и милиционеры быстро заскочили в узкий проход, затаскивая раненного. Ударили тугие струи порошковых огнетушителей, сбивая пламя с горящих бойцов. Иван устало упал на порог здания. Возле него раненному забрызгали руку пантенолом и, забинтовав плечо, повели наверх. Радикалы опомнились и камни стали перелетать через заграждение. Слева, со стороны Институтской, тоже полетели камни. Перелетая через палатки, они прыгали по плитке, рикошетили от щитов и колонн, за которыми прятались бойцы. Несколько прилетевших горящих бутылок подожгли палатку. Раздуваемый ветром огонь начал быстро разгораться, с ревом перескакивая на деревянные баррикады. Иван, стоя за колонной, уже чувствовал жар полыхающего огня. Сзади раздалась команда: «Отходим назад!». Журба высунулся из-за щита осмотреться. Он и не заметил, как под забрало влетел камень. Ослепительная вспышка боли сначала дезориентировала бойца, заставив присесть и схватиться рукой за лицо, выронив палку. Первая мысль была – пуля, но тут же пришло осознание, что это всего лишь камень. Иван языком попробовал зубы, «кажись, все на месте». Сплюнув полный рот крови, он аккуратно пальцами снял нижнюю губу с пробивших ее зубов. Верхняя губа, опухая, наползала на нос. Кровь не останавливалась и ее приходилось постоянно сплевывать. Повернувшись к стоящему рядом с ним бойцу второй роты Чехову Валере, который стрелял из помповика в сторону воющих боевиков, Иван прошамкал:
