Противостояние президенту США. Откровения бывшей помощницы Байдена - Тара Рид
Я не была с Финном настолько долго, чтобы понять, каким было бы наше будущее. Остались ли бы мы счастливы? Я представляю, каким человеком он бы стал, кем бы работал. Мысленно я возвращаюсь к его спокойной, легкой манере в отношениях со мной. Все в них было наполнено легкостью. Он по-настоящему открыл мое сердце, и оно остается открытым и сейчас. Я редко говорю о нем вслух. Мне кажется, если я буду это делать, память о нем обесценится. Я познала сильную любовь, пусть и ненадолго, поэтому уверена, что она существует. Мое сердце не зачерствело от множества трагических смертей тех лет. Переживания, связанные с потерей близких людей, заставили меня крепче цепляться за жизнь, потому что я знала, что она может быть отнята в любой момент. Однако психологические травмы сделали меня осторожной, заставили всегда быть чуткой к тому, что может произойти за углом. И все же я стала более решительной, чтобы строить, любить и созидать.
Такси везло меня в аэропорт, к самолету до Вашингтона, на стажировку в Хилл, а я смотрела в окно на калифорнийское побережье. Я думала о своих близких, об их нереализованном потенциале, о том, кто я такая, чтобы жить дальше. Их любовь поддерживала меня, и призраки моих воспоминаний бесконечно отражались на поверхности океана.
Осень, 2020 год
Смелость – это цена, которую требует от человека жизнь в обмен на внутренний покой.
Амелия Эрхарт
Амелия Эрхарт была моим героем детства. Я всегда хотела летать. Я из тех девушек, которые любят посещать авиамузеи, слушать о силовых установках, о том, какой должна быть форма крыла, чтобы добиться максимальной аэродинамики. Я всегда хотела быть похожей на Амелию, героя неба, возвышающуюся над убожеством, пресмыкающимся внизу. Однажды друг разрешил мне полетать с ним, он пилотировал небольшой самолет, а я имела доступ к управлению. Момент, когда самолет поднимается вверх под воздействием заданного тобой направления, дает более сильное возбуждение, чем первая любовь, секс или любой вид спорта.
Я всегда считала, что должна стать пилотом. В небе я ощущаю покой, слияние, и у меня есть чувство, что я могу улететь от собственной судьбы. Уединенное место, бескрайнее небо, место созерцания, настолько близкое к звездам, насколько это возможно для человека в земной жизни. У нее было мужество. Я никогда не считала, что у меня оно было. Но я оказалась в ситуации, когда мужество было единственным выходом. Мне пришлось столкнуться лицом к лицу с правительством, которое было крайне раздражено тем, что я существую и высказываюсь открыто.
В Эшленде, штат Орегон, было тихое осеннее и все еще жаркое утро. Я пила ледяной кофе и надевала конную одежду, чтобы пойти проверить моего коня Шарма – это была часть моей ежедневной рутины. Я все еще не отошла от новостей о том, что Джо Байден был избран президентом Соединенных Штатов. Также я чувствовала легкий страх оттого, что нападки на мою репутацию будут расти в геометрической прогрессии, так как я знала, кто работает с Джо Байденом. Национальный комитет демократической партии США финансировался с помощью предвыборных аналитических центров, которые перекачивали «темные деньги»[60] и вели войну с любым, кто встал на пути правительственного нарратива.
Именно этим утром у меня была серия необычных звонков. Звонил мой адвокат (а это уже плохая примета с утра), ФБР, а потом следователь из прокуратуры округа Монтерей в Калифорнии.
Меня обвиняли в лжесвидетельстве под присягой в то время, когда я работала экспертом по делам о домашнем насилии. Я давала показания, объясняющие цикличность актов насилия и причины, по которым жертвы не хотят заявлять о себе. Я полагалась на свою обширную подготовку в этой области, на мой собственный опыт, непосредственную работу с сотнями жертв и юридическую степень. Если бы делу дали ход, мне бы грозило от десяти до двадцати лет тюрьмы. Такая жестокость потрясла меня. Я села в своей маленькой гостиной в съемной квартире и поняла, что это только начало более масштабной атаки.
На следующий день корпоративные СМИ с ликованием заклеймили меня и заявили, что я нахожусь «под следствием» за ложь о своем образовании, и что у меня никогда не было степени бакалавра.
Очевидно, движение #Metoo было неприменимо в моем случае, поскольку я обвинила демократа. Я обратилась к единственной известной мне отдушине – писательству. Я писала для телеканала RT, размещала посты, вела блоги, давала интервью и продолжала жить. Мое здоровье ухудшалось. Надежда гасла, но семья и друзья пытались поддерживать мой дух, чтобы я могла работать, мыслить и жить активно.
После того, как однажды днем мне сообщили плохие новости о том, во сколько обойдется судебная защита, я внезапно почувствовала головокружение и сильную головную боль. Мое сердце сбилось с ритма. Я сама доехала до больницы. Вошла в отделение скорой помощи, где медсестра, увидев меня, побежала за инвалидным креслом и измерила мои показатели. Она пожурила меня за то, что я сама села за руль, объясняя, что у женщин сердечные приступы протекают по-разному. Я чувствовала, что почти погружаюсь в сон, а сердце беспорядочно колотилось, как будто я бежала марафонскую дистанцию. Давление было запредельным. Я позвонила дочери. Предупредила врачей, что всего за неделю или две до этого мне сделали прививку Pfizer от ковида. Была ли это реакция на нее или стресс, или и то, и другое? Ни у кого не было ответов. Три дня в больнице пытались успокоить мое сердцебиение. Наконец, сердечный ритм был восстановлен. Я вернулась домой, измученная и испуганная. Я едва могла пересечь комнату. Пришла моя дочь и разрыдалась, видя, как я снова пытаюсь ходить. Я всегда была активной и сильной.
– Мама, не могу поверить в то, что с тобой случилось. Я не знаю, что делать, – она была встревожена.
– Ты уже все делаешь правильно. А теперь отвези меня к Шарму. Я хочу выбраться из этого дома, – воскликнула я, пытаясь натянуть сапоги.
Был прекрасный день, светило солнце, мы ехали молча. Я устала, но была полна решимости выздороветь. Я шла через пастбище, и мой конь рысью подбежал ко мне и легонько подтолкнул. Я
