Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев
Другой кузине (о слушателях вечерних курсов): «Я познакомил их с Браунингом (который вызывает большой энтузиазм), Карлейлем, Мередитом, Арнольдом, а сейчас знакомлю с Рёскином. Мужчин среди них немного, за исключением одного весьма интеллектуального торговца, который читает Рёскина под прилавком; большинство – учительницы начальных школ… На американца английские трудящиеся классы производят впечатление тем, что в основе очень консервативны; в целом они не агрессивные и не наглые, в отличие от тех же людей в Америке»[287].
Снова кузине Элинор: «Недавно… мне пришлось смотреть за работой другого человека, он должен был объяснить мне, как работает… он читал мне письмо от брата из Франции, когда кто-то зашел и сказал, что одна леди хотела бы поговорить с ним. Он вышел буквально на пять минут, а когда вернулся, сказал коротко ‘‘моего брата убили’’… Мне пришлось взять на себя его работу»[288].
Еще одна яркая цитата: «Жизнь здесь движется так быстро, что никогда не приходится слышать о том же человеке на том же самом месте и занятом тем же делом. Того убили или ранили, тот заболел лихорадкой, тот попал в тюрьму, или из нее вышел, или попал под суд или трибунал. Видишь ли, я жил в одном из романов Достоевского, а не Джейн Остин. Если мне не пришлось попасть на фронт, я видел другие странные вещи и подписывал чек на двести тысяч фунтов, когда вокруг падали бомбы»[289].
А вот взгляд Вивьен: «Я лила слезы при мысли, что Том пойдет работать в банк! Я думала, что это страшная катастрофа. Потребовалось больше, чем возражения Тома, чтобы убедить меня в обратном. Только когда он начал выглядеть ярче, счастливее, более по-мальчишески, чем за все два года, что я его знала, я почувствовала, что это меня убеждает, и только когда он написал пять самых замечательных стихотворений за одну неделю, Эзра Паунд и многие другие смогли в это поверить»[290].
7
В июне 1917-го в издательстве «Эгоист» вышла первая авторская книга Элиота «Пруфрок и другие наблюдения» («Prufrock and Other Observations»). Издание в основном финансировал Паунд, который настаивал, чтобы это осталось тайной от Элиота и от широкой публики.
Книга посвящалась Жану Верденалю.
Популярность приходит не сразу – из пятисот экземпляров последние были распроданы только в 1922 году, после публикации TWL.
Однако в июне, также по рекомендации Паунда, Элиот стал заместителем главного редактора журнала «Эгоист» вместо ушедшего на фронт Ричарда Олдингтона. Элиот должен был получать девять фунтов в квартал – «четверть ставки» по отношению к его начальной зарплате в банке. Частично эта сумма оплачивалась Джоном Куинном (1870–1924), американским юристом и коллекционером, поддерживавшим модернистов и Паунда.
Помимо отбора рукописей и редактирования, в задачу Элиота входило написание статей, рецензий, а иногда и сочинение «писем в редакцию» под разнообразными псевдонимами. У него даже находилось время вместе с Паундом заниматься разбором французских четверостиший Теофиля Готье. Эта форма позволяла экспериментировать с более резкой, саркастической тональностью, нежели свободный стих «Пруфрока». Результатом было первое стихотворение, написанное после долгого перерыва на английском – «Гиппопотам» («Hippopotamus»):
Я видел, как по́там вознесся,
Покинув душную саванну,
И ангелы многоголосо
Запели Господу осанну.
(Перевод А. Сергеева)
К тому времени у Элиота сложился распорядок дня на долгие годы. Конечно, иногда он нарушался в связи с «особыми обстоятельствами. Он вставал рано и писал около двух часов «для себя»; к девяти утра шел в банк, где работал до 5.30 дня (с перерывами на ланч и чай в четыре); вернувшись домой, писал рецензии, статьи и занимался редакторской работой. С 1918 года по субботам ходил в библиотеку Британского музея. Его рабочий день мог продолжаться 14–15 часов.
Вивьен часто чувствовала себя никчемной и скучала. Она пыталась поступить на «гражданскую службу», но ей отказали, поскольку ее муж – американец. Когда позволяло здоровье, она брала уроки танцев, которые по-прежнему финансировал Рассел. Он также нередко обедал или ужинал с нею.
Теперь Элиоту полагалось всего две недели отпуска. Они с Вивьен снова сняли коттедж в Бошеме, но большую часть лета он мог приезжать туда только по выходным.
Трудно сказать, когда именно, да и вряд ли точная датировка в данном случае имеет значение, произошло то, что в литературе низкого жанра обычно зовут «неизбежным». Вот что Рассел в конце октября писал своей новой любовнице, актрисе Констанции Маллесон (с леди Оттолайн они окончательно не расстались, но отдалились друг от друга).
«Я намеревался состоять (кроме, возможно, редчайших случаев) просто в дружеских отношения с миссис Элиот. Но она была очень рада, что я вернулся, и очень любезна и хотела гораздо больше, чем дружбы. Я думал, что смогу держать под контролем эту ситуацию – я дал ей понять, что она может ожидать большего, если в нашем распоряжении будет коттедж – и в конце концов остался с ней на ночь. Это был чистый ад. В этом было что-то настолько отвратительное, что я не могу описать. Но я скрыл от нее свои чувства и получил благодарное письмо от нее после. Я пытался скрыть их от себя самого – но это прорывалось после в ужасных кошмарах, которые будили меня среди ночи и срывали покровы самообмана. До сих пор я не сказал ей об этом ни слова – когда я это сделаю, она будет очень несчастна. Меня бы устроил коттедж, если бы мы были просто друзьями, но не ближе – я не в состоянии теперь вынести более близких отношений».
Эти слова могли бы производить впечатление вполне искренних, хотя и с оттенком «достоевщины», если бы не заключение: «Я хочу, чтобы вы поняли, единственным, что делало эту ночь отвратительной, было то, что я провел ее не с вами. Никаких других причин ненавидеть происходящее у меня не было»[291].
Невозможно сказать, знал ли Элиот об этой ситуации. Во всяком случае, решительного разрыва не последовало. По словам одного из биографов, Питера Акройда, Элиот «признавался Вирджинии Вулф, что больше всего на свете боится “унижения”, и это скорее, чем ревность или озлобление, было бы характерной для него формой страдания в подобном случае»[292].
Следующим летом Элиоты жили в коттедже в Марлоу, где Рассел был одним
