Последние дни Распутина - Феликс Феликсович Юсупов
Слушая великого князя, я невольно вспомнил и все слышанное мною от Распутина. Казалось, какая-то бездна открывалась и готовилась поглотить Россию.
И думая обо всем этом, мы не сомневались в правоте решения уничтожить того, кто еще усугублял и без того великие бедствия нашей несчастной Родины.
XI
Весь день 16 декабря я был занят подготовкой к экзамену в корпусе, назначенному на следующее утро.
Утром, в перерыве между занятиями, я заехал на Мойку в наш дом, чтобы отдать последние распоряжения.
Помещение, куда должен был вечером приехать Распутин, расположенное в подвальном этаже дома, только что вышло из ремонта. Предстояло обставить его так, чтобы оно производило впечатление обычной жилой комнаты и не возбудило у Распутина никаких подозрений: ему могло показаться странным, если бы его провели в неуютный и холодный подвал.
Приехав домой, я застал там обойщиков, натягивавших ковры и вешающих занавеси.
Вновь отремонтированная комната была устроена в части винного подвала. Она была полутемная, мрачная, с гранитным полом, со стенами, облицованными серым камнем, и с низким сводчатым потолком. Два небольших узких окна, расположенных в уровень с землей, выходили на Мойку. Две невысокие арки делили помещение на две половины – одну более узкую, другую большую и широкую, предназначенную для столовой. Из узкой части комнаты входная дверь вела на лестницу, с первой площадки которой был выход во двор, а выше по ступенькам – ход в мой кабинет, находившийся в первом этаже дома.
Лестница, ведущая в кабинет, была неширокая, винтовая, из темного дерева.
Входивший в новое помещение попадал, таким образом, сначала в узкую его половину. Здесь уже стояли в неглубоких нишах две большие китайские вазы из красного фарфора, которые необычайно красиво выделялись на мрачной, серой облицовке стен, оживляя ее двумя яркими пятнами.
Из кладовой принесли старинную мебель, и я занялся устройством столовой.
Как сейчас я вижу перед собой до мелочей всю эту комнату. Резные, обтянутые потемневшей кожей стулья, шкафчики черного дерева с массой тайников и ящиков, массивные дубовые кресла с высокими спинками и кое-где небольшие столики, покрытые цветными тканями, а на них кубки из слоновой кости и различные предметы художественной работы.
Особенно запомнился мне среди всех этих вещей один шкаф с инкрустациями, внутри которого был сделан целый лабиринт из зеркал и бронзовых колонок. На этом шкафу стояло старинное распятие из горного хрусталя и серебра итальянской работы XVII века.
В столовой был большой камин-очаг из красного гранита, на нем несколько золоченых кубков, тарелки старинной майолики и скульптурная группа из черного дерева. На полу лежал большой персидский ковер, а в углу, где стоял шкаф с лабиринтом и распятием, – шкура огромного белого медведя.
Посередине комнаты поставили стол, за которым должен был пить свой последний чай Распутин.
В устройстве помещения мне помогали смотритель нашего дома и мой камердинер. Им я поручил приготовить к одиннадцати часам вечера чай на шесть человек, закупить побольше всяких бисквитов и сладких пирожков, а также доставить из погреба вина. Я объяснил своим служащим, что у меня будут вечером гости и что, приготовив чай, они могут уйти в дежурную и ждать там, пока я их не позову.
Отдав все распоряжения, я поднялся к себе в кабинет, где меня уже ждал полковник Фогель. Занятия мои с ним окончились около шести часов вечера, и я поехал обедать во дворец великого князя Александра Михайловича.
Наскоро закусив, я вернулся обратно к себе на Мойку.
XII
К одиннадцати часам в новом помещении все было готово.
На столе стоял самовар и много разных печений и сластей, до которых Распутин был большой охотник. На одном из шкафов приготовлен был поднос с винами и рюмками.
Старинные фонари с разноцветными стеклами освещали комнату сверху; тяжелые занавеси темно-красного штофа были опущены; топился большой гранитный камин, дрова в нем трещали, разбрасывая искры на каменные плиты.
Несмотря на то, что комната находилась почти под землей и была сама по себе мрачная, теперь, благодаря освещению и всей обстановке, от нее веяло удивительным уютом. При этом тишина подвального этажа создавала впечатление таинственности, какой-то отрезанности от всего мира. Казалось, что бы ни случилось здесь, все будет утаено от человеческих глаз, скроется навсегда в молчании этих каменных стен.
Раздался звонок; он извещал меня о приезде великого князя Дмитрия Павловича и остальных участников заговора.
Я вышел им навстречу. Вид у всех был бодрый, настроение приподнятое, но я заметил, что разговаривали все как-то слишком громко, были неестественно веселы, чувствовалось, что нервы у всех крайне напряжены.
Мы прошли в столовую. Обстановка комнаты сильно подействовала на моих друзей, в особенности на великого князя, который был в этом самом помещении накануне, когда еще ничего не было готово.
Войдя в столовую, все некоторое время стояли молча, рассматривая место близкого события.
Из шкафа с лабиринтом я вынул стоявшую там коробку с ядом, а со стола взял тарелку с пирожками; их было шесть: три шоколадных и три миндальных.
Доктор Лазаверт, надев резиновые перчатки, взял палочки цианистого калия, растолок их и, подняв отделяющийся верхний слой шоколадных пирожков, всыпал в каждый из них порядочную дозу яда.
В комнате царило напряженное молчание, мы все следили с жутким интересом за работой доктора.
Оставалось еще всыпать порошок в приготовленные рюмки. Мы решили это сделать возможно позднее, чтобы яд не потерял своей силы при длительном испарении. Общее количество яда получилось огромное: по словам доктора, доза была во много раз сильнее той, которая необходима для смертельного исхода.
Для правдоподобности нужно было, чтобы на столе стояли неубранные чашки, как будто после только что выпитого чая. Я предупредил Распутина о том, что, когда у нас бывают гости, мы пьем чай в столовой, затем все поднимаются наверх, я же иногда остаюсь один внизу – читаю или чем-нибудь занимаюсь.
Мы наскоро сделали в комнате и на столе небольшой беспорядок, сдвинули стулья, налили чай в чашки. Тут же я условился с великим князем Дмитрием Павловичем, поручиком Сухотиным и Пуришкевичем, что после моего отъезда они поднимутся наверх в мой кабинет и станут там заводить граммофон, выбирая преимущественно веселые пластинки; это требовалось для того, чтобы поддерживать веселое настроение у Распутина и отогнать от него всякие подозрения: я все же несколько опасался, чтобы вид подземелья не пробудил в нем каких-либо сомнений.
Закончив все приготовления, мы с
