Людмила Анисарова - Новиков-Прибой

Они поженились в 1910 году. Без всяких формальностей стали жить вместе. Зарплата Марии в конторе пишущих машин позволяла им снимать скромную квартиру. Кроме того, Алексей по её настоянию отказался на какое-то время от поисков места, где можно заработать на хлеб насущный, и полностью отдался литературным заботам.

Именно это время, когда у Новикова появляется возможность писать, память снова и снова возвращает его к самым сильным и самым трагическим впечатлениям — цусимским. При этом он понимает, что его стезя — беллетристика. Он неплохой рассказчик в жизни — таким (не хуже, а лучше!) должен стать и для будущих читателей.

Первое, что делает Новиков, — перерабатывает свой очерк «Гибель эскадренного броненосца „Бородино“ 14 мая 1905 года» в рассказ «Между жизнью и смертью». Результатом доволен: рассказ живее и ярче передаёт события, он не просто заставляет получать информацию и оценивать её — он заставляет чувствовать, осязать происходящее, он питает не столько разум, сколько душу, наполняя её тревогой, печалью, скорбью и светом.

Вслед за рассказом «Между жизнью и смертью» появляется ещё один — «Побеждённые». Тема Цусимы не отступает, а, напротив, проникает всё глубже в творческое подсознание начинающего писателя, чтобы в своё время властно и полностью захватить всё его существо.

Алексей Новиков активно продолжает заниматься и самообразованием. В одном из писем 1910 года он пишет Рубакину: «Очень благодарен Вам за присланную газету с Вашими статьями о самообразовании. Я их прочитал с большим удовольствием. Прочитал по этому же предмету и всё то, что Вами было напечатано в „Новом журнале для всех“ за прошлый год. Говоря откровенно, я очень рад, что Вы взялись за такую работу. Лично я придаю этому большое значение. Думаю, что такого же мнения будет и всякий, кто стремится к свету знания. А таких людей много, очень даже много. Но вся беда их в том, что они не знают, что читать, как читать и куда обратиться за советом… Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что, читая книги по Вашему указанию, можно за один год приобрести знаний больше, чем в другом случае за целых десять лет».

10 января 1911 года у Новиковых рождается сын. Желанного первенца назвали красиво и торжественно — Анатолий.

В 1911 году Новиков завершает работу над большим рассказом «По-тёмному», который был задуман им сразу после бегства из России в трюме торгового парохода. Впечатления от этого «путешествия» волновали его уже несколько лет, давно просились на бумагу, и вот только теперь его замыслу суждено было осуществиться.

По мнению В. Красильникова, в рассказе «По-тёмному» встречается немало красивостей и штампов. И он, безусловно, прав. Примеров множество. Это и «чёрная туча отчаянья», и «светлый луч надежды», и «адская улыбка злобного и острого наслаждения»… Рассказ насыщен и другими элементами «псевдолитературной поэтики» (в чём Новикова-Прибоя будут упрекать и тогда, когда он станет известным писателем). Но тем не менее это произведение уже выросло в явление литературного порядка, которое отличали напряжённый драматизм, удачная композиция, индивидуализированная и колоритная речь персонажей.

Автор решается отправить своё творение, сопроводив его письмом, самому Горькому. Во-первых, выше авторитета не существовало. Во-вторых, теплилась надежда, что именно Горький заприметит «своего парня», из народа, такого же самоучку, как он сам.

Новиков много слышал об отзывчивости Алексея Максимовича, о том, как помогает он начинающим писателям. Но всё равно было боязно. Вдруг не разглядит Горький в матросе Затёртом никаких таких способностей? Да и дойдёт ли послание до адресата?

Рассказ и письмо, написанное в простонародно-самоуничижительной манере, с некоторой нарочитой легковесностью, без тени заискивания и подобострастия, были отправлены из Лондона 5 декабря 1911 года. Письмо выглядело следующим образом:

«Дорогой товарищ!

Извините, что я осмеливаюсь обеспокоить Вас, хотя я не знаком с Вами лично. Прочитал я Вашу статью „О писателях самоучках“ и решил написать Вам. Думаю себе: раз Вы читали произведения солдат, городовых, проституток и т. д., то, наверное, окажете должное внимание к сочинению матроса. А я-то и есть самый неподдельный матрос, который верой и правдой служил царскосельскому суслику и даже сражался за него при Цусиме (надо сказать правду, что кровь свою не проливал за него потому, что ни один снаряд не попал в меня). Прибавлю к сказанному, что я также самоучка и грешу пером. Для своего сочинительства я избрал морскую жизнь, представляющую из себя уголок, обойдённый русской литературой.

Итак, сделав сие предисловие, я приступаю к делу, которое заключается в следующем. Написал я рассказ „По-тёмному“, а куда его двинуть — не знаю. И вот я решил обратиться за помощью к Вам. Если Вы моё сказанное найдёте достойным печати, то, пожалуйста, направьте его в тот или иной орган, для которого он, по Вашему мнению, окажется наиболее подходящим. Буду Вам весьма благодарен. В противном же случае будьте так добры, верните рукопись обратно.

Желаю Вам всего наилучшего.

С товарищеским приветом

Удивительно, но рассказ с приложенным к нему письмом оказался на Капри уже 8 декабря. Более того, Горький ответил в тот же день, пообещав автору напечатать его рассказ в журнале «Современник».

Почувствовав заинтересованность Горького, ободрённый его обещанием, Новиков отправляет в Италию ещё одно письмо — с рукописью очерка «Встреча пасхи на корабле». Очерк также вызвал одобрение литературного гуру, и он приглашает «неподдельного матроса, грешащего пером» на Капри — поучиться.

Радости не было предела! Но… Не так-то это просто: взять да и махнуть на Капри. Решающим стало слово умницы-жены. Конечно, ехать! Как же ещё? Мария Людвиговна верила в будущее своего мужа и благословляла его поездку, несмотря на то, что это, безусловно, требовало немалых средств; кроме того, она оставалась одна с полуторагодовалым сыном на руках. Но все трудности казались ей преодолимыми: разве можно упускать такой шанс — поучиться у самого Горького?

Кроме исключительной возможности попасть в ученики к знаменитому русскому писателю, поездка на Капри вносила некоторую определённость в жизнь Алексея Новикова, которая у него не особенно ладилась в Лондоне. В письме Рубакину он пишет: «…В настоящее время я нахожусь без должности, которую потерял прошлую субботу. Да это, пожалуй, к лучшему. Уж больно опротивела она мне! Изволь всё время печатать всё одни и те же письма, содержание которых знаешь наизусть. Недели через две уеду из Лондона. Сначала поживу немного в Париже, а потом направлюсь куда-нибудь дальше. Ничего, что придётся, быть может, поголодать, зато душе будет отдых. В крайнем случае — сяду на корабль в качестве матроса и укачу на край света».