Марсель Мижо - Сент-Экзюпери

Разгневанный Буйю-Лафон, узнав об этом свидании, бросил своему директору горький упрек: «Когда в 1927 году я купил у Латекоэра Линию, единственная настоящая ценность, которую он мне продал, были вы. В этой истории – вы самая тяжелая моя утрата».

Но в том-то и дело, что Дора отнюдь не считал себя предметом купли и продажи. Со своей стороны, летный персонал, несмотря на невыплату жалованья, продолжал работать. Однако ни самоотверженность летчиков и механиков, ни упорство Дора не смогли предотвратить неминуемого краха. 13 марта компания «Аэропосталь» вынуждена была объявить себя неплатежеспособной.

Разражается крупный политический скандал. Пока ведется судебное разбирательство, выясняющее, кто виноват в разорении акционеров «Аэропосталя», пока в парламенте ведутся дебаты по вопросу о национализации крупной промышленности и предприятий национального значения. Соединенные Штаты и Германия захватывают в Южной Америке позиции Франции, завоеванные мужеством и жертвенностью пилотов Линии. Американская «Пан-Америкэн Эйруэйз» и немецкая «Люфт Ганза» вытесняют «Аэро-поста-Аргентина» из Латинской Америки.

За честь своей Линии вступились пилоты. Им все равно, как будет называться компания, кто будет ее владельцем, – им важно сохранить предприятие.

Мермоз обращается к членам правительства, депутатам, общественным деятелям. «Я заступаюсь не за промышленников, – говорил он, – но немыслимо, чтобы дело, созданное ценою таких жертв во славу Франции, погибло. Мои товарищи вынесли все: и плен и смерть от руки кочевников, они боролись с песками, снегами, горами, океаном, они делали это не для держателей акций, мы хотели служить стране, показать, что Франция способна на великие дела. Нельзя допустить, чтобы в момент, когда мы достигли наивысшего успеха, порыв, усилия стольких самоотверженных людей были сведены на нет. Мы должны продолжать, иначе плоды наших трудов пожнут другие».

В момент, когда началось дело «Аэропосталя», Сент-Экзюпери находился в трехмесячном отпуске и с тревогой издали наблюдал за ходом событий. Полностью разделяя взгляды Мермоза в этом вопросе, он все же вынужден был оставаться в стороне, не обладая еще в то время достаточным весом. Мермоз был самым знаменитым человеком Франции, ему и положено было говорить. Звезда Сент-Экзюпери только-только начинала всходить, да и то в литературном мире.

Правительство назначает временную конкурсную администрацию во главе с Раулем Дотри. Политические страсти вокруг дела «Аэропосталя» не утихают, и конкурсной администрации, как всякой новой администрации, необходимо найти козла отпущения. Этим козлом отпущения становится Дидье Дора. Этого человека, не имевшего ничего общего с финансовой стороной предприятия, обвиняют во всех смертных грехах, вплоть до того, что он якобы вскрывал письма своих подчиненных и, когда самолеты терпели аварию, сжигал доверенную компании корреспонденцию.

В мае Сент-Экзюпери возвращается на работу в качестве пилота, обслуживающего отрезок линии Касабланка – Порт-Этьенн, а затем летает и до Дакара. За это время страсти накалились до предела, и, чтобы дать какое-то удовлетворение общественному мнению, разжигаемому разнузданной прессой, а может быть, и чтобы устранить возможного конкурента на пост директора вновь организуемой компании, Рауль Дотри окончательно устраняет Дидье Дора. Мермоз, Гийоме, Сент-Экзюпери (на этот раз он полагает, что его слово будет иметь больший вес, ведь он уже небезызвестный писатель) и некоторые другие пытаются вступиться за своего начальника, но напрасно. В июне его увольняют с поста директора эксплуатации.

Как уже было сказано в предыдущей главе, новое назначение Сент-Экзюпери заставило его переехать с женой в Касабланку. Теперь он летает не один. На почтовом самолете «Лате-26» появился уже радист. Часто спутником Антуана в это время будет Нэри. Как и его пилот, он человек творческого склада. Нэри – художник и повсюду возит с собой этюдник. В воздухе, сидя один позади другого в открытом самолете, они не могут разговаривать. Когда им нужно обменяться мыслями или впечатлениям», они передают записки. Иногда на этих клочках бумаги вместо слов – рисунки, и оба товарища хорошо понимают друг друга.

В «Земле людей» Сент-Экзюпери упоминает о Нэри. Он не мог допустить, чтобы его радист – который впоследствии служил радистом у Гийоме, совершавшего рейд через Южную Атлантику и ставшего чемпионом этих перелетов в эпоху, когда это граничило с настоящим подвигом, – чтобы этот радист остался неизвестным. Он включил его имя наряду с некоторыми другими именами в свою книгу, как бы желая его увековечить.

Сколько волнующих воспоминаний для летчика! Между Касабланкой и Дакаром, на этой линии песков, где Сент-Экс уже жил столько времени, он снова находит свою милую пустыню, жгучее одиночество, трудную жизнь, которая дала ему открыть самого себя и одновременно сблизила с людьми. Он совершает посадки в промежуточных пунктах; каждый из них для него открытая книга, где записаны какой-нибудь подвиг или жертва – имя исчезнувшего товарища. Вот Агадир, а вот и Джуби с испанским фортом, с бараком за колючей проволокой и тенью старого Варка. Вот Порт-Этьенн, где его встречает начальник аэродрома Люка. Он «днем и ночью заводит граммофон, который в этом глухом углу говорит с нами на полузабытом языке, навевая беспричинную грусть, странным образом напоминающую жажду». Немного дальше он угадывает в ночи под крыльями самолета военный пост Нуад-Шотт, где после приключившейся с ним, Ригелем и Гийоме аварии молодой летчик впервые познал «вкус пустыни».

Но вот однажды, в декабре 1931 года, Дюбурдье, находившийся в это время в Тулузе, увидел Сент-Экса, вылезающего из кабины самолета, доставившего почту из Марокко. «Он весь зарос трехдневной бородой, почернел от выхлопных газов, был обут в старые сандалии и одет в замасленные, изношенные брюки и синее ратиновое пальто с веревкой в качестве пояса, не закрывавшее обнаженной груди».

Наверное, Сент-Экс никогда так не торопился, как на этот раз: он узнал, что «Ночному полету» присуждена премия «Фемина», и получил разрешение доставить почту в Тулузу и отправиться в Париж, для того чтобы лично присутствовать на церемонии вручения премии.

Но именно это-то и оказалось для Сент-Экзюпери роковым. Дело в том, что Дидье Дора, в котором многие узнали главного героя книги Ривьера, создал себе своими методами руководства не только почитателей и друзей, но и многочисленных врагов. Да и выход книги совпал со временем, когда против него велась ожесточенная кампания. Что до летчиков Линии, то Ривьер для них был попросту самим Дидье Дора. Не все они были сделаны из такого теста, как Мермоз или Гийоме. Не все, в особенности из поступивших на Линию в последние годы, смотрели на своего директора их глазами. Он не был для них пионером Линии, занимавшим свой пост благодаря собственным заслугам, он был просто директором, возводящим в некий культ им же самим установленные жесткие правила службы. Все захотели узнать в Ривьере Дора, но не все были согласны с оценкой его деятельности, данной автором.