Марсель Мижо - Сент-Экзюпери

Разумеется, такое хозяйничанье весьма отрицательно отзывается на жизненном укладе. Скажут, что для Антуана было бы лучше иметь экономную жену, заботящуюся о равновесии домашнего бюджета. Это избавило бы его от материальных затруднений, которые он так часто испытывал и которые вызывали в нем такую горечь. Возможно, это избавило бы его впоследствии и от некоторых необдуманных шагов. И все же именно такая семейная жизнь по душе Антуану. Разве он согласился бы. чтобы жена не давала ему тратить деньги по своему усмотрению? А будучи справедлив, он не мог ограничивать в этом и свою жену.

Консуэло не дала ему детей. Сент-Экзюпери не познал той ласки, той теплоты, той радости, которую вносят в дом дети, хотя и не раз мечтал о ней. Но сделал ли бы он счастливыми своих детей и их мать? Был ли он создан для такой семейной жизни? В этом можно усомниться.

Какой бы порывистой и эксцентричной ни была Консуэло, она умела быть ласковой и нежной. Иногда она впадала в сентиментальность, становилась игривой, ребячливой. Правда, ее чувства не всегда полноценны. Но в самой основе этой «игры чувств» была какая-то ребяческая, глубокая искренность. Это трогало Антуана, вызывало у него наплыв нежных чувств.

В подтверждение можно привести такой пример.

Через несколько лет после свадьбы, когда им пришлось столкнуться в Париже с серьезными материальными трудностями, однажды вечером супруги оказались у себя в квартире без газа, без электричества, без телефона. Все было выключено за неуплату в течение нескольких месяцев.

Сент-Экс был одновременно подавлен и раздражен. Он спрашивал себя, как выйти из этого неприятного положения. Тогда Консуэло нежно прижалась к мужу.

– Не расстраивайся, Тонио, я буду работать.

Антуан скептически улыбнулся.

– Ты мне не веришь?

– Верю, – ласково сказал Сент-Экс. – Но что ты будешь делать?

– Не знаю, что угодно. – Затем, выскользнув из объятий мужа, она произнесла энергичным тоном: – Я буду поденщицей.

Антуан взял ее руки в свои и долго рассматривал их, качая головой.

– С такими крохотными руками...

Тогда Консуэло высвободила руки, расправила их, как на кресте, и воскликнула:

– У Христа тоже были маленькие руки!

Сент-Экс обнял жену, приподнял ее, поцеловал и со вздохом опустил на пол.

– Дитя!.. – пробормотал он.

Сент-Экзюпери немало страдал от неуравновешенного характера своей жены. И все же только любовь могла подсказать ему слова полушутливой молитвы, которую он написал для нее:

«Боже, вам незачем слишком утруждать себя. Только оставьте меня такой, какая я есть. Я кажусь тщеславной в мелочах, но в серьезных вещах я скромна. В мелочах я кажусь эгоисткой, но в серьезных случаях я способна отдать себя всю, даже свою жизнь. В мелочах я кажусь нечестной, но я счастлива только, когда чиста.

Боже, сделайте меня такой, какой мой муж всегда видит меня.

Боже, боже, спасите моего мужа, потому что он по-настоящему любит меня и без него я буду сиротой. Но сделайте так, боже, чтобы он умер первым. Он выглядит таким сильным, невозмутимым, но на самом деле, стоит мне не пошуметь в доме, и он полон тревоги.

Боже, избавьте его прежде всего от тревоги. Сделайте так, чтобы я всегда шумела в доме, даже если я от времени до времени и разбиваю что-нибудь. Помогите мне сохранить ему верность и не видеться с теми, кого он презирает и кто ненавидит его. Это приносит ему несчастья, потому что я – его жизнь.

Храните, боже, наш дом.

Аминь!

Ваша Консуэло».

Супружеская жизнь, такая, какою она нам рисуется, не могла не оказывать влияния на человека. И, конечно, для такой впечатлительной натуры, как Антуан де Сент-Экзюпери, это ре могло пройти бесследно. Как эхо различных переживаний и размышлений, навеянных его бурной супружеской жизнью, звучат многие места в его последних произведениях и в особенности в «Цитадели». Ошибаются те, кто уверяет, что Антуан не любил жену, потому что они однажды услышали от него: «Это мой крест, и я ношу его». Ответом им могут служить слова самого Сент-Экзюпери из «Цитадели»:

«...ибо человек, конечно, создан для любви, но и для страданий».

Скажут: еще одно противоречие этого столь сложного человека! Однако это противоречие лишь отражение сложности и противоречивости самой жизни.

Но иногда Антуан все же нуждался в покое. Этим покоем он наслаждался в обществе другой женщины, занявшей тоже значительное место в его жизни. Но к этому мы еще вернемся.

Конец Линии

1931 год внес значительные изменения в жизнь Сент-Экзюпери. Впрочем, оказался он поворотным и для Линии. Вернувшись в январе в Париж, Антуан не мог еще предполагать, какие испытания ждут его. Из Южной Америки он привез с собой Консуэло, а также и рукопись «Ночного полета». Ее прочел Андре Жид. Издатель Галлимар обласкал молодого писателя. Признание литературного дара Сент-Экзюпери в художественных кругах было полным и безусловным.

Однако его ожидают совсем неожиданные трудности. Во время работы в Южной Америке он не очень задумывался над тем, почему его отозвали с поста, который он занимал в Буэнос-Айресе. Скорее он даже радовался прекращению службы, мало соответствующей его устремлениям. Не думал он и о том, что воспетая им Линия, созданная и существующая благодаря непрестанным усилиям ее руководителя и пилотов, может стать столь легкоуязвимой. Даже на своем административном посту Антуан, в силу полного равнодушия к коммерческой стороне предприятия, не мог догадаться о назревающих событиях.

В 1927 году, как уже говорилось, Латекоэр передал сеть своих линий почти полностью крупному промышленнику и финансисту Буйю-Лафону. Этот незаурядный делец, помимо чисто деловых качеств, обладал в некоторой мере своего рода романтикой предпринимательства. Полюбив дело, он вложил в него все свои капиталы с долей риска, превышающей допустимую, и непомерно раздул предприятие. За недостатком личных средств ему пришлось обратиться за помощью к французскому правительству, поддерживавшему уже Латекоэра и обещавшему ему значительные кредиты. Однако происшедший в 1929 году крах нью-йоркской' биржи и последовавший за ним сильный экономический кризис с некоторым опозданием перебросился в Европу, вызвав глубокие потрясения в экономике Франции. При создавшихся обстоятельствах правительство оказалось вынужденным отказать Буйю-Лафону в предоставлении утвержденных уже парламентом кредитов.

Попав в затруднительное финансовое положение, предприниматель пытается оказать давление на правительство и для этого свертывает деятельность компании. Как всегда в таких случаях, к сложной экономической обстановке присоединилась политическая борьба. Для правительства с особой остротой встал вопрос о сохранении национального престижа Франции. Министр авиации Дюмениль тайно вызвал в Париж Дидье Дора и, объяснив ему положение вещей, настаивал на том, чтобы линии продолжали свою деятельность. Дора, не колеблясь, дал согласие. Жизнь созданного им дела являлась для него основной целью.