Валерий Григорьев - Обречены на подвиг. Книга первая

И вот в динамике слышится возмущенный голос Молчуна:

– Сто двадцать третий, задание в пятой закончил. Что-то я давно никого не слышу, что там они, поумирали? Засранцы!

В перерывах между репликами слышалось сопение, шумные вздохи. После небольшой паузы доклад повторился:

– Сто двадцать третий, задание в пятой закончил. Так, еще раз запрошу.

– Сто двадцать третий, сто двадцать третий, задание в пятой закончил, выход на точку!

– Так, понятно, отказ радиосвязи! Вечно мне везет, первый вылет – и отказ. Сейчас технари разберут самолет по винтикам – и накрылись медным тазиком мои три полета! Не везет – так не везет, и на родной сестре триппер подхватишь! Еще с утра жена заначку нашла. Нюх – как у собаки!.. Что-то я не о том. Отказ связи. Так, что там надо сделать? Перейти на двадцать первый канал! Ага, переключаю «АРК-Рация» в «Рация», «Компас-Антенна» – в «Антенна». Это же надо: в жизни книжку в руки не брала, а тут, как специально, решила почитать моего Экзюпери! И нащупала же, зараза, в переплете заветную соточку… А что-то никого я не слышу? Так, еще раз проверю: «Рация», «Антенна»… Все правильно! Неужели что-то забыл? Этот придурок Тришка наверняка скажет: «То не включил, это не переключил». А эта: «На бл… ки собрался, на бл… ки собрался!» Одно только на уме. У кого что болит, тот о том и говорит! Так, никого не слышу, пошли они все!.. И без рации долечу! Прощай, пиво в санатории! Да и бл… и прощайте, куда сейчас без заначки ехать? С этой дурой, что ли? В Тулу со своим самоваром! Ага, пора выполнять снижение. Связи нету никакой, даже половой, вот такой я деловой! Как она меня достала! Еще и тещу хочет притащить! Вообще житья не дадут!.. Так-так, а что же я забыл включить? Твою мать, сигнал «Бедствие»! Но лучше поздно, чем никогда, нате вам «Беду»! Смотрите, терплю «Бедствие»! Срочно освобождайте дорогу пилоту-герою на посадку! И на хрена я женился? Ни забот, ни хлопот, дул бы пиво, сколько влезет, да по бабам бы шастал! И вся зарплата – заначка!.. По-моему, пора выпускать шасси. Выпускаю! Ага, зеленые горят. Прекрасно!..

Народ стягивался к «квадрату» и хохотал, держась за животы. Между тем Молчун не молчал:

– Жил бы сейчас спокойно – нет, чего-то не хватало! Вот теперь и мучайся, женатик несчастный! А не пора ли нам выполнять третий разворот? Пора! Ну, с Богом! Да пошла она вместе с тещей! Так, пора выпускать закрылки. Выпускаю! Хрен вам, ничего не забуду! Из этой семейки тесть – единственный нормальный человек: и выпить с ним можно, и на рыбалку сходить… А где там полоса? Пора и четвертый выполнять! Вон она, родимая, начинаю четвертый! Но тоже мужика задолбили! И как он ее терпит? А вот и «дальний».

– Ну, что, Прыткий, – это он заместителя комполка майора Прыткова помянул,

– и рад бы, небось, подсказать, да не слышу. Но ничего, и без твоей долбанной помощи справлюсь! Так, подбираю, подбираю, еще подбираю! – Все ясно, Молчун взял ручку управления на себя, чтобы уменьшить до нуля вертикальную скорость снижения.

– Отлично! Учись, Прыткий, как надо садиться! Не то, что ты: припечатываешь бедного «Сухаря» каждый раз. Тебе-то об этом на разборе полетов хрен кто скажет. А ведь без твоей помощи лучше получается!.. Скорость двести девяносто – тормозной, есть тормозной! Торможу! Сбрасываю! Убираю закрылки, освобождаю! А вроде бы ничего слетал, не должны вые… ть! Так, вот она и ЦЗ, а вот и наш худенький Степа. – Ага, и командиру молчановского звена толстяку Степанову не поздоровилось. – Ну что, жирный х… й, опять скажешь, что что-то не включил? А вот взял и все включил! Нет, чтобы к ордену представить севшего без связи пилота. Хрен от вас дождешься! Так, все кончилось, Слава богу! Выключаю двигатель.

Спрыгнув со стремянки на бетон, Молчанов, как всегда, долго ворчал на техника самолета.

Собравшиеся в «квадрате» летчики дружным гоготом встретили Молчуна, а он не мог понять, что смешного в нем нашли. Тем более, что у человека только что в полете произошел отказ радиосвязи, и он с этим прекрасно справился.

Из этических соображений случай не вынесли на разбор полетов, и запись радиообмена не была всенародно прослушана (собственно, прослушана-то она как раз и была!). Но героев монолога Молчуна его комментарии зацепили за живое, и кое-кто обиделся не на шутку. Исподтишка ему больше всех мстил заместитель командира полка майор Владимир Прытков.

Левый разворот подполковника Сореля

Пролетел год моего пребывания в боевом полку. Год, полный впечатлений от полетов, от освоения первого в моей жизни сверхзвукового самолета-истребителя Су-11. В конце года нас в добровольно-принудительном порядке отправили по курортам-санаториям. Я поставил бы памятник тому, кто для летного состава ввел в войсках ПВО ежегодное посещение санаториев и домов отдыха. На протяжении почти тридцати лет я регулярно подлечивался в военных здравницах. В ВВС, где мне тоже пришлось служить не один год, летный состав такой привилегией не пользовался.

Пока мы гуляли в отпусках, в полк влилось десять выпускников Армавирского училища. В течение месяца, как и мы, они изучали теорию, а затем убыли на вывозную программу в Джебел – «полевой» аэродром в Туркмении, с незапамятных времен приписанный к Астраханскому полку. Командование, учтя опыт нашего переучивания, решило не терять даром время и использовать хорошую погоду в Туркмении для обучения молодых лейтенантов. Ну и нас после отпусков оправили в тот же Джебел восстанавливать утраченные после перерыва летные навыки.

Туркмения встретила по-летнему приятным солнцем и двадцатиградусным январским теплом.

Все мы теперь числились во второй эскадрилье, которой командовал старший лейтенант Борис Балобанов. «Тришка» начал возить вновь прибывшую молодежь.

Командиром звена в Джебеле у меня вначале был Миша Штилерман, однокашник Балобанова. Мне импонировали самостоятельность его суждений и независимость в поведении. Не опускаясь до панибратства, он был прост в общении и доступен. Всегда рассудительный, не принимающий скоропалительных решений, разговаривающий корректно и без мата, хорошо знающий аэродинамику и другие авиационные науки, Штилерман был на голову выше многих высоко взлетевших своих однокашников. Переведенный к нам после «разгона» Мариновского полка, он чувствовал себя слегка не в своей тарелке. Чувствуя свое превосходство, постоянно конфликтовал с начальством, не боясь сказать то, что думает. Вышестоящим командирам, конечно, это не нравилось. Особой нелюбовью почему-то он пользовался у своего «собрата по крови» Евгения Наумовича Кравца.