Арнольд Шварценеггер - Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история
Если бы Франко позвонил мне в Нью-Йорк, я бы был уже на полпути в Австрию. Меня тронула забота друга, но в то же время я был огорчен и расстроен.
Я сразу же позвонил родителям. Мать всхлипывала и с трудом могла говорить по телефону. Она сказала:
– Нет, мы не будем везти Мейнхарда сюда, похороним его в Кицбюэле. Мы отправляемся туда завтра утром. Панихида будет очень скромной.
– Я только что узнал о случившемся, – сказал я.
– Ну, наверное, тебе не стоит прилетать, – сказала мать. – Даже если ты сядешь на первый же самолет, перелет очень долгий, разница во времени девять часов, так что ты все равно не успеешь.
Гибель Мейнхарда явилась для семьи страшным ударом. Я слышал в голосах родителей опустошение. Все мы плохо умели выражать свои чувства, и я не знал, что сказать. «Я сочувствую»? «Это ужасно»? Родители это и так знали. Ужасная новость оглушила меня. Мы с братом уже давно не были в близких отношениях – за те три года, что я провел в Америке, мы виделись с ним лишь однажды, – однако все равно мое сознание захлестнули воспоминания о том, как мы вместе играли в детстве, вместе ходили на свидания, когда стали постарше, вместе смеялись. Больше этого уже никогда не будет. Я больше никогда не увижу брата. Мне оставалось только задвинуть все эти мысли подальше, чтобы можно было сосредоточиться на своих целях.
Я полностью погрузился в жизнь в Лос-Анджелесе. Занятия в колледже, ежедневные тренировки по пять часов в тренажерном зале, строительные работы, служба заказов по почте, показательные выступления – все это происходило одновременно. У Франко также не оставалось ни одной свободной минуты. У нас обоих был невероятно плотный график, и случалось, что рабочий день растягивался с шести часов утра до полуночи.
Задача свободно овладеть английским по-прежнему значилась первым пунктом в моем списке неотложных дел. Я завидовал таким людям, как мой друг Арти Зеллер, который, съездив вместе с Франко на неделю в Италию, возвращался, довольно сносно говоря по-итальянски. Ко мне это не относилось. Я даже представить себе не мог, какая это сложная задача – изучение иностранного языка.
Вначале я пытался переводить все буквально: услышав или прочитав что-либо, я мысленно переводил все на немецкий, а затем недоумевал: «Ну почему английский язык такой сложный?» Некоторые вещи просто никак мне не давались, кто бы их ни объяснял. Например, сокращения. Ну почему надо говорить «треник» вместо того, чтобы сказать «тренажерный зал»?
Особенно большую опасность представляло произношение. Однажды Арти пригласил меня в еврейско-венгерский ресторан, где блюда были похожи на австрийские. Владелец подошел к нашему столику, чтобы принять заказ, и я сказал:
– Я увидел у вас в меню одно блюдо, которое мне нравится. Пожалуйста, принесите мне ваш мусор.
– Почему вы так называете мои блюда?
– Просто принесите мне ваш мусор.
Тут поспешно вмешался Арти.
– Мой друг приехал из Австрии, – объяснил он. – Он имеет в виду «капуста»[7]. В Австрии он привык есть капусту.
Однако постепенно я начал делать прогресс, в первую очередь благодаря занятиям в колледже Санта-Моники. Там во мне действительно пробудили интерес к учебе. В первый же день курса «Английский для иностранцев» мы расселись в классе, а наш преподаватель мистер Додж сказал:
– Ребята, не желаете выйти на улицу?
Мы недоуменно переглянулись, пытаясь понять, что он имел в виду. Указав в окно, мистер Додж объяснил:
– Видите вон то дерево? Так вот, если хотите, можно устроиться в тени под ним и провести урок там.
Мы вышли на улицу и уселись на траве под деревом, напротив здания колледжа. Я был поражен. По сравнению с европейской школой, такой строгой и официальной, это было просто невероятно! Я подумал: «Я буду заниматься, сидя на улице под деревом, как будто у меня каникулы! Как только закончится этот семестр, я запишусь на новый курс». Позвонив Арти, я попросил его на следующей неделе зайти в колледж и сфотографировать, как мы сидим под деревом.
На самом деле на следующий семестр я записался уже на два курса. Многие иностранцы стеснялись того, что им приходится учиться, однако к ученикам в колледже относились доброжелательно, преподаватели были замечательные, и занятия доставляли мне удовольствие.
Когда мистер Додж познакомился с нами поближе, я рассказал ему о своих целях, и он отвел меня к директору. Тот сказал:
– Мистер Додж говорит, что вы хотите заниматься другими предметами, помимо английского языка. Чем вы интересуетесь?
– Бизнесом.
– Что ж, в таком случае могу предложить вам хороший деловой курс для начинающих, язык там несложный – курс слушают многие иностранцы, – и у вас будет хороший преподаватель, знающий, как иметь дело с иностранцами.
Затем директор предложил мне маленькую брошюру.
– Вот еще восемь курсов, которые вам было бы неплохо прослушать помимо английского. Все они посвящены бизнесу. На вашем месте я также уделил время математике. Вам необходимо слушать математический язык, чтобы вы, услышав слово «деление», понимали, о чем идет речь[8]. Я уж не говорю про такие понятия, как «десятичная дробь». Вы слышите эти термины, но, возможно, не понимаете их.
– Вы абсолютно правы, – подтвердил я, – я их не понимаю.
Поэтому я добавил курс математики, где мы изучали дроби и начала алгебры.
Директор также посоветовал, как подстроить занятия под мой образ жизни.
– Мы понимаем, что вы спортсмен, так что в некоторых семестрах у вас не получится заниматься. Поскольку все главные соревнования у вас осенью, возможно, вам будет лучше прослушать какой-нибудь курс летом. Вы сможете заниматься вечером один раз в неделю, с семи до десяти, после тренировки. Уверен, у вас получится.
Я был поражен его внимательным подходом к моим проблемам. Мне было приятно добавить к списку своих целей образование. Никакого давления не было, никто не говорил мне: «Ты должен учиться, ты должен получить диплом».
Еще один преподаватель математики был у меня в клубе Голда. Фрэнк Зейн, перед тем как перебраться в Калифорнию, работал во Флориде школьным учителем, преподавая алгебру. Не знаю, чем это объясняется, но среди культуристов было немало школьных учителей. Фрэнк помогал мне с домашними заданиями и письменными переводами, терпеливо разбирая со мной то, что я не понимал. Переехав в Калифорнию, он увлекся восточной философией и искусством медитации. Это помогало ему полностью расслабляться, отдыхая от повседневных дел. Однако я открыл для себя все это лишь значительно позже.
