Юрий Соломин - От Адьютанта до егο Превосходительства

В театральном искусстве нередки случаи, когда большие и талантливые режиссеры не были актерами, но это не мешало им до тонкости знать все этапы сложнейшего творческого процесса — искусства актера. Режиссер должен так умело руководить актером на репетиции, чтобы он сам нашел и сыграл сцену. Работа режиссера скрыта за театральным занавесом, и зрители, награждая актера аплодисментами, не должны помнить о режиссере, чьи мысли материализовались на сцене.

ПЕРВЫЙ ЗА ДВЕСТИ ЛЕТ

Наш театр, как и любой живой организм, переживал разные периоды.

Я пришел в бытность главным режиссером Константина Александровича Зубова. Блестяще образованный человек — закончил Сорбонну. Он и актером был великолепным. Я видел его Цыганова в «Варварах», потрясающего Болингброка в «Стакане воды», Стесселя в «Порт-Артуре». После его смерти фактически руководил театром Царев, хотя при нем и были главные режиссеры.

Я работал вместе с Борисом Равенских. У него имелись свои любимые актеры — Ильинский, Доронин, Жаров, из молодых — Подгорный и Коршунов. Я к числу любимчиков не относился, хотя, когда уезжал на съемки «Дерсу Узала», он предлагал мне роль Годунова в «Царе Федоре», но я ответил, что сыграю, когда вернусь. Судьба сложилась иначе. В этом спектакле мне пришлось сыграть другую роль. Я играл у него и в спектакле «Почему улыбались звезды» — это тоже был ввод вместо Коршунова.

Недолго у нас работал Владимир Андреев. Когда он подал заявление об уходе, я уезжал на съемки. Я уговаривал его не делать этого. Но он сказал, что должен вернуться в свой дом. Мы и по сегодняшний день остались в прекрасных отношениях. Он честный и мужественный человек и, когда увидел, что Театр имени Ермоловой раскалывается, понял, что должен туда вернуться. Недолго пробыл у нас главным режиссером и Евгений Симонов. Для него родным был Театр Вахтангова.

Я горжусь, что стал первым не назначенным, а выбранным художественным руководителем. Это произошло в 1989 году. Впервые за всю двухсотлетнюю историю нашего театра. Сначала меня выбрали председателем художественного совета, членом которого я состоял более двадцати лет, а затем — художественным руководителем. Я на это пошел совершенно сознательно, зная, что будет тяжело, что личные творческие планы придется пересматривать. Проработав тридцать лет в Малом, взрастившем меня как актера, я считаю, пришло время отдавать долги.

Когда меня только выбирали художественным руководителем, некоторые, весьма уважаемые артисты, меня упрекали: «Ты слишком резко разговариваешь с людьми, начинаешь кричать. Нужно изменить стиль общения». Я им ответил: «Дорогие мои! Вы меня знаете больше тридцати лет. Если я вдруг стану тихим и вкрадчивым, вы же мне не поверите, потому что знаете, какой я на самом деле. Не хочу лгать себе и вам. Или принимайте меня таким, какой я есть — крикливый, настойчивый, но не злобный и не злопамятный, — или не выбирайте». Когда голосовали, против меня было трое. Голосование было открытым, гак что я этих людей знаю и продолжаю с ними работать. При мне они получили звания, сыграли хорошие роли. Я уважаю их мнение. Конечно, я очень благодарен и Елене Николаевне Гоголевой, и Евгению Валерьяновичу Самойлову, и Руфине Дмитриевне Нифонтовой, и Евгению Яковлевичу Веснику, и другим актерам, которые меня поддержали.

Разумеется, мне прежде всего хочется играть, поскольку я артист. С годами роли уходят. Ох как много их ушло за эти почти десять лет! Естественно, приятнее только выходить на сцену, получать аплодисменты, принимать цветы от зрителей. Конечно, я имел бы меньше врагов и среди критиков, и среди вышестоящих организаций. Когда я был только артистом, снимался и играл в театре, обо мне много и хорошо писали. Но теперь я отвечаю за многих людей.

Человеческие отношения в театре порой складываются непросто. Почти каждый артист в душе считает, что он может сыграть роль, которая досталась другому. Тут прежде всего необходима объективность, в интересах дела порой приходится отказывать человеку, с которым десяток лет проработал бок о бок.

Первое, что я сделал, — это распустил художественный совет. Я всегда считал его рассадником сплетен и интриг, а потому поставил такое условие. Сразу сказал, если доверяете, то никакой совет не нужен. Не понравится — выберете другого. Дверь у меня всегда открыта, кто хочет что-то сказать — пожалуйста.

Я уже тогда не мог понять некоторых вещей и заявлял об этом в Министерстве культуры СССР и в других инстанциях: почему в России не может быть национального театра? Я всегда считал, что единственный национальный театр в России — это Малый. Станиславский учился у актеров Малого. Наш театр когда-то имел статус императорского, я шел от этого. Но в то время слово «императорский» не звучало, и я говорил о национальном театре. Национальные театры существуют во всех республиках. Чем же хуже Россия? Не мог я понять и почему мы должны ставить современные пьесы, если современных хороших пьес нет.

Меня всегда удивляло, когда артисты заявляли, что мечтают о роли своего современника. Мне же этого никогда не хотелось. Конечно, если бы попалась интересная пьеса, тогда другое дело, но ставить для «галочки»… Наконец, когда меня выбрали художественным руководителем, мы решили, что будем ставить только классические вещи. У нас обширный «портфель» — русская и западная классика. У Островского около пятидесяти пьес. Если будем ставить одну в год, то уже обеспечены на полвека. То же самое и с Шекспиром, Мольером, Гольдони, Достоевским, Толстым, Лермонтовым. На всю жизнь хватит. Начался новый этап в жизни нашего театра. Слава Богу, из репертуара исчезли однодневки. Конечно, нам повезло, что настало время, когда это можно сделать. Единственный спектакль современного автора — «Пир победителей» Александра Солженицына, но это я тоже считаю классикой. Спектакль шел три года.

Я стал руководителем театра в самое сложное время — разрушалось основное здание театра и здание филиала. За сто семьдесят пять лет существования капитального ремонта не производилось. Мы понимали, что многие — а у нас огромная труппа в сто тридцать человек — потеряют работу. На это время у нас были организованы гастроли. Мы ездили и но Союзу, и за рубеж. Теперь я могу твердо сказать, что мы восстановили свой имидж.

Когда говорят, что у нас большая труппа, забывают, что, по существу, у нас два театра. Каждый вечер к нам приходит более полутора тысяч зрителей.

Нас все время пытаются вовлечь в конфликт. Мы же не участвуем ни в каких дрязгах. Малого театра не коснулись «революционные бури», перевернувшие многие творческие коллективы столицы.