Из Курска в Рим. Воспоминания - Виктор Иванович Барятинский
Вечером зажгли огни в огромном лагере неприятельском, который казался совершенно близко.
8—го сентября рано утром было заметно у союзников движение, группы всадников ехали по разным направлениям и встречались. То были, вероятно, начальники разных частей, съезжавшиеся для совещаний; заметно было сообщение между сухопутными войсками и военными судами; потом видно было движение войск, которые пошли по направлению к нашему левому флангу; вскоре и доложили главнокомандующему, что они поднимаются на наши высоты.
Князь Меншиков сейчас же поскакал к угрожаемому пункту. К тому времени уже начали показываться на нашей стороне вскарабкавшиеся зуавы сначала в малом числе, но ряды их быстро умножались; они строились, но еще не стреляли.
Стоявший у самой оконечности нашего левого фланга батальон Минского пехотного полка, находившийся уже с самого утра под жестоким огнем с неприятельских судов, ретировался на встречу к нам. Адъютанты князя были уже большею частью разосланы в разные стороны, и князь, увидя батальон, приказал мне поскакать к его командиру приказать ему поворотить налево кругом и взять ружья на перевес[461]. Я подскакал к нему и при страшном треске и гуле орудий должен был громко кричать, чтобы передать приказание начальника, услышав которое, он приложил руку к фуражке и, отвечая: «слушаюсь», поворотил налево кругом с своим батальоном. Я следил за действиями батальона, видел, как, по—дошедши на довольно близкое расстояние от зуавов, он остановился и начал стрелять по французам. К моему удивлению, мне показалось, что наши солдаты держали ружья вверх и стреляли не прицеливаясь.
Князь стоял на бугорке и рассматривал местность. В это время зуавы[462] и поднявшиеся на гору французские орудия начали стрелять, и огонь сделался вскоре очень сильным. Место, где князь стоял, было так открыто и подвергалось такому огню, что он велел нам всем рассыпаться в разные стороны, потому что наша группа слишком обращала на себя внимание неприятеля. Вдруг я вижу лежащего на земле человека в солдатской шинели расстегнутой, под которой была красивая фуфайка, на погонах вензель Государя. Я узнал Сколкова[463], бывшего адъютантом князя Меншикова; правая рука у него была оторвана и под ним целая лужа крови. Увидев меня, он стал кричать и просить меня, чтобы я его доставил на перевязочный пункт. Я поскакал, увидя повозку, и в то время как я ехал, я посмотрел назад и вижу, Сколков встал на ноги и бежит за мной, но минуты через две он опять упал. Снаряды летали со всех сторон, гранаты лопались. Я повернул повозку, положили в нее Сколкова, и я велел везти его на перевязочный пункт.
Но в это время сражение уже кипело по всей линии, раздавалась неумолкаемая стрельба из орудий, ружей и при этом крики десятков тысяч людей, неопределенные и всё возрастающие. Наша артиллерия, подоспевшая на левый фланг, начала действовать успешно, так что вначале огонь неприятельский заметно ослабел. Но это продолжалось недолго: подвозимые на высоты французские орудия открыли убийственный огонь.
Князь Меншиков, узнав, что неприятель атакует центр нашей позиции, поскакал туда, но заехал на перевязочный пункт, где на земле лежал Сколков и тут же, при нас, ему резал руку доктор Таубе[464] (без турникета). Простившись со своим бывшим адъютантом, князь повернул к центру нашей позиции и к самому тому месту, где была его ставка. Мы въехали в нашу батарею, которая еще действовала, но в которой большая часть прислуги и лошадей были убиты и ранены; оставшиеся артиллеристы заряжали орудия и стреляли среди дыма и грохота канонады.
В самом центре огромная масса английских войск в красных мундирах, перешедши уже речку Альму, поднималась на высоты с ужасными криками и музыкой шотландских bagpipes[465]; впереди и по сторонам шли черные riflemen[466], и все стреляли по нашим войскам; по обе стороны речки и кругом моста видны были груды красных мундиров: это были убитые и раненые англичане.
Я ясно видел, как один из наших полков (Владимирский, как я впоследствии узнал) шел в атаку на англичан. Впереди полка на лошади сидел в серой шинели генерал и вел полк сам лично (то был князь Горчаков Сибирский[467], как его звали). Схватка Владимирского полка с наступавшими англичанами была довольно продолжительна и очень жаркая. Знамена переходили по нескольку раз из рук в руки, и наконец наши должны были уступить перед превосходством неприятельских сил. Всем известно (и это видно из английских источников), что потеря у англичан была так сильна при переходе через р. Альму, что отдан был приказ отступления лордом Рагланом[468], как вдруг показались над верхнею дорогой войска генерала Bosquet[469], и тогда только англичане решились продолжать наступление.
Но вскоре показались на высотах, влево от батареи, через большую дорогу, войска французские, те самые, которые под командой генерала Bosquet атаковали и окончательно обошли наш левый фланг.
Меншиков отдал приказание общего отступления и отъехал от батареи[470]. В этот момент лошадь моя осела подо мною. Спрыгнув с нее, я увидел, что она была ранена пулею в ляжку на вылет и кровь текла по ноге; однако ж, поводив ее немного за уздечку, я убедился, что она могла идти и даже мало хромала. Я опять на нее сел и поехал по направлению, куда спустился Меншиков, которого я уже потерял из виду. Пули английских войск летали кругом, и я в этот день понял выражение: град пуль; они действительно со всех сторон свистали и поднимали
