Максим Семеляк - Музыка для мужика. История группы «Ленинград»

Алексей «Микшер» Калинин

Разнузданнейший дали концерт после этой вечеринки «Нашего Радио». Был полный беспредел, музыки ноль, не игралось вообще ничего. Я, в принципе, хорошо к музыке отношусь, и меня это бесило по большому счету.

Александр «Пузо» Попов

Я однажды повторил подвиг Ромеро и тоже проспал концерт. В каком-то баре в Шереметьево мы играли.

Андрей «Андромедыч» Антоненко

У меня после этой вечеринки «Нашего Радио» в сноубордических штанах скопился целый бар — золотая, серебряная текила, виски какой-то — нам же еще на концерт надо было ехать. Мы выходим из «Праги», и вдруг Веич мне говорит: смотри, Пугачева. Меня нахлобучивает выпитое, и я иду знакомиться. Это, разумеется, не Пугачева, а какой-то трансвестит. В общем, на «Нашем Радио» еще полгода в красках рассказывали истории про группу «Ленинград». Ромеро после этого случая стал притчей во языцех.

Роман «Ромеро» Фокин

В группе «Ленинград» главным был я.

Глава четвертая

Однажды Шнуров и Севыч сидели и пили в пустом придорожном кафе где-то под Краснодаром. В заведении не было ровном счетом ничего примечательного, кроме того, что здесь взимались штрафы за ругань. К стене был прикноплен лист бумаги с корявой надписью: «Один матюг — семь рублей». Мир словно бы робко пробовал остановить разгулявшийся оркестр.

В 2002 году у группы «Ленинград» наконец начались проблемы, от которых семью рублями было уже не отделаться. Их суть вкратце сводилась к следующему: Лужков группу запретил, а Шнуров ее разогнал. Основанием для первого решения была брань, поводом для второго — пьянь. Хотя на самом деле причина у всего была одна и та же — «Ленинграда» стало слишком много. С ним нужно было что-то делать — как снаружи, так и внутри. Если даже мало соотносящиеся с реальной жизнью концептуалистские фантазии В. Г. Сорокина едва не отправили автора за решетку, то вдвойне странно было попустительствовать оглушительному оглоеду и автору песни «Побрей пизду» у которого слово не расходилось с делом и чьи жесты с каждым годом становились все более широкими. С другой стороны, сам Шнуров не мог больше потворствовать той концепции пьяной несуразицы, которую он сам же и изобрел и которую с его легкой руки исповедовала большая часть группы. Сам факт запрета выводил Шнура на новый неблагодарный уровень. Ему понадобились чуть более вменяемые исполнители. Контрастной душой ансамбля пришлось пожертвовать.

В принципе «Ленинграду» стали угрожать санкциями уже с весны 2001 года, но поначалу это происходило не слишком настойчиво. (Например, на июньском фестивале «Крылья» «Ленинград» должен был выступать в 13.10. «Ленинград» действительно выступил, однако сделать им это пришлось в 10.30, поскольку за несколько дней до концерта устроители фестиваля получили предупреждение от представителя московских внутренних дел. Ну и что с того? В пять часов вечера Шнур повторно возник на сцене и со словами «нас просили без мата, вот мы и поем без мата» спел «Шоу-бизнес» в обществе Гарика Сукачева и его «Неприкасаемых».)

Первая серьезная мера пресечения настигла группу в ноябре 2002 года, когда без лишних слов взяли и отменили сольный концерт в Лужниках. Это было уже ощутимое вмешательство. Как высказался Шнур несколько лет спустя по другому поводу в студии Пятого канала, победа далека, пиздец близок.

Впрочем, осенний запрет распространился уже не на тех людей. Шнуров позвал на запись нового альбома «Пираты XXI века» старую питерскую ска-панк-команду «Спитфайр», которая из сессионных музыкантов сперва превратилась в аккомпанирующий состав, а потом и непосредственно в группу «Ленинград». Что касается саксофониста Ромеро, трубача Сашко, тромбониста Квасо, барабанщика Мити, а также неунывающего басиста Макса Колотушки, то они были отправлены в бессрочный отпуск без выходного пособия. Шнуров даже подумывал о том, чтобы позвать в гитаристы Григория Сологуба из «Странных игр», но предложения ему так и не сделал. Интересно, что для Сологуба это была уже вторая нестыковка — в конце восьмидесятых возникала смутная фантазия на тему его участия в «Гражданской обороне» (которые тогда собирались перебираться в Питер). Но она так и осталась фантазией. (Вообще все недовольные группой «Ленинград» всегда в один голос намекали на ее подсудную схожесть с группой «Ноль», однако никто почему-то не видел их предшественников в группе «Странные игры». Меж тем Шнуру очень нравились «С. И.» — особенно композиция «Уренгой — Помары — Ужгород».)

Из вновь прибывших музыкантов самым ярким (если не единственным) шоуменом был трубач Рома Парыгин — боевой, отчаянно пирсингованный и похожий на Мамочку из «Республики ШКИД». (Однажды, в связи с нависшей судимостью, Ромычу пришлось избавиться от своей грозди сережек, тогда в бессильной злобе он вставил себе в уши два огромных гвоздя.) Обычно на концертах в проигрыше «Терминатора» меланхолично насвистывал Квасо, теперь уже бывший тромбонист группы «Ленинград». Парыгин на его месте стал оглушительно крякать, как маньяк из фильма Лючио Фульчи «Нью-йоркский потрошитель», имитируя расхожий ди-джейский скретч.

Надо сказать, что Шнуров обставил смену состава единственно верным способом — он выдал ее за временный роспуск «Ленинграда». Все были настолько взбудоражены этой новостью, что никто даже и не заметил элементарной кадровой перестановки.

Переполошились, в частности, телепрограмма «Намедни» и журнал «Афиша» — тогда был короткий период их сотрудничества в рамках проекта под названием «Что-то будет». Решено было изготовить совместный реквием «Ленинграду». (С «Афишей», кстати, был неосуществленный проект пластинки, где Шнур, как пономарь, читал бы Библию. Затея не выгорела, причем не по шнуровской вине — воспротивился коммерческий отдел журнала. Вообще, с «Афишей» у Шнурова отношения как-то традиционно не складывались — однажды он подписался участвовать в фестивале стэнд-ап комеди, братья Пресняковы даже написали для них с Акиньшиной какое-то подобие пьесы, однако Шнур в последний момент соскочил.)

Парфенову нравился «Ленинград» (в неподдельный восторг его почему-то приводила строчка «яйца пухнут по весне, словно почки у березы»), но у него были серьезные сомнения в шнуровской вменяемости, поэтому он просил, чтобы я выступил в роли не то переводчика, не то укротителя. Я, как мог, разубеждал его, рекомендуя Шнурова как самого делового и уравновешенного человека на свете. Парфенов послушал, кивнул и мягко резюмировал: «Все-таки давайте вы тоже поедете».