Записки русского крестьянина - Иван Яковлевич Столяров
В домотканных, набивных* портках, в рубашке, по крестьянскому обычаю, с тесемчатым поясом, с длинными волосами, подстриженными в кружок*, я резко выделялся всем своим обликом среди кандидатов. К тому же я был очень застенчив и после письменного экзамена не решился ни с кем из них заговорить, расспросить об экзамене. Среди них в особенности выделялась одна группа. Они все время держались вместе, чувствовали себя свободно, о чем-то оживленно разговаривали между собой, что-то обсуждали. Это были, как я потом узнал, мальчики из села Репное, находившегося вблизи уездного города Задонска. Они учились в Земской начальной школе, и их бывший учитель русского языка и арифметики был теперь переведен в Конь-Колодезскую низшую сельско-хозяйственную школу. Он стал давать частные уроки мальчикам, окончившим Репнойскую школу и желавших поступить в Конь-Колодезскую школу, конечно за плату. Поэтому-то некоторые кандидаты приехали в село Конь-Колодезск за несколько месяцев до конкурса.
В первый день экзамена, утром, была диктовка. Днем была нам дана очень длинная задачка по арифметике. После письменных испытаний все кандидаты выходили из школы очень возбужденные, обменивались своими мнениями о диктовке, о задачке. Только я один ходил .молчаливо среди этой оживленной толпы, прислушивался к тому, что говорят другие. Я не мог отдать себе отчета, преуспел ли я в письменных испытаниях.
Мы с матерью провели ночь в людской*, где нас приютили на ночлег и позволили даже остаться там и на следующий день.
Устные испытания начались на другой день около часа дня. До самого вечера мы с матерью сидели в зале в ожидании, что меня вот-вот вызовут. День клонился уже к вечеру. Зажгли лампы ; неспрошенных кандидатов оставалось уже немного, а меня все не вызывают и не вызывают. Я начал беспокоиться. Я решил, что меня просто забыли, а напоминать о себе экзаменаторам я не осмеливался. Говорю о своих сомнениях матери и прошу ее пойти спросить, почему не вызывают меня. Мать подходить к одному из экзаменаторов, но я не слышу их разговора. Меня то терзают сомнения, то возвращается надежда. Наконец мать возвращается на свое место и говорит мне : « Ты хорошо написал диктовку и правильно решил задачу. Поэтому тебя освободили от устного экзамена по этим предметам. Спросит тебя еще только священник по Закону Божьему. Ты должен идти в другую комнату, рядом, где экзаменует священник ». При этом известии мое сердце наполнилось радостью. Теперь я уже знал, что экзамены я выдержал. Священную историю, молитвы и даже богослужения я знал лучше многих семинаристов. В этот момент я воспрянул духом и понял, что большое счастье выпало на мою долю. И действительно можно сказать без преувеличения, что в ответах священнику я блистал. Законоучитель, отец Андрей Никитин, от моего чтения церковно-славянского текста был в восторге. Он начал расспрашивать меня : где я получил свои знания ? в какой школе я учился ? Узнав, что я кончил церковноприходскую школу, он пришел в умиление, вероятно от мысли, что только церковно-приходская школа могла дать мне такие знания. Он так расчувствовался, что тут же (что называется, « на поле брани ») возвел меня в чин школьного дьячка, т.е. сказал мне, что я буду выполнять обязанности дьячка во время молебнов и всенощных в стенах школы. На литургию же ученики школы ходили в сельскую церковь.
Результаты конкурса были объявлены поздно вечером. Из 90 кандидатов были приняты 30, среди них я прошел вторым и был принят стипендиатом Воронежского губернского Земства. Я узнал, что в школе существовало пять таких стипендий, и они давались автоматически пяти первым принятым по конкурсу кандидатам. Стипендия означала, что меня будут кормить, одевать и учить бесплатно во время всего обучения в школе. Без стипендии я не мог бы поступить в нее, так как учение и содержание стоили 100 рублей в год, т.е. 400 рублей в течение четырех лет пребывания в ней. Мои же родители могли бы платить не больше 10 рублей в год. Если бы я не получил стипендии, мое место досталось бы другому. Утешением моим было бы, что я все же был не хуже других.
В школе я освободился от чувства быть чужим среди других слоев, подданных « Белого Царя » (распространенное выражение на азиатском Востоке). Итак я мог продолжать учение бесплатно, без каких-либо протекций. Я разбил оковы, преодолел все преграды, без советов и помощи со стороны кого бы то ни было. Сознание, что счастье упало мне с неба, появилось у меня в этот же памятный и знаменательный для меня день и не покидало меня в течение всего мого пребывания в школе. В ней я провел самые счастливые четыре года моей жизни. Все, о чем я пишу, может теперь показаться наивным, детским, упро-шейным, но для меня эти годы были открытием, с которым до сих пор мне не приходилось встречаться. Все, что совершалось за пределами крестьянской жизни, принимало в моих глазах важное значение.
Для крестьян, по летам,я был почти взрослым, молодым опытным парнем. По культурному же уровню развития я был еще ребенком, дикарем, перед которым все являлось в новом свете. Можно сказать, что на этот раз мне посчастливилось. Получить стипендию, не имея никаких связей в школе при недостаточной подготовке к экзамену, могло вскружить мне голову. Но крестьянская голова не подвержена головокружениям. Она у него и хозяин, и слуга, и рабочий. Крестьянин привык к ней с рожденья и с детства.
Я сейчас же заметил, что моя мать не радуется моему успеху. Я чувствовал, что она испытывает больше гордости, чем радости. Позже я узнал, что мой успех не произвел в нашей семье того действия, какое было бы в другой семье. Видя, что моя мать возвращается одна, мой отец разрыдался как ребенок. Я никогда не видел его плачущим, но в этот вечер он не смог удержаться от слез. Он понял, что для них я пропал навсегда, и плакал как по покойнику. До возвращения матери он еще надеялся, что я не выдержу экзамена, но его надежда рассеялась, и он был ошеломлен.
Занятия в школе начинались 1-го октября, а до этого оставалось еще больше двух недель. Выдержавшим конкурс предоставлялось право уехать на это время домой, каковым большинство и воспользовалось. Оставались только те, которые приехали из очень отдаленных уездов или
